– Родился я 27 ноября 1938 года в селе Пески Юргамышского района: в то время он был в составе Челябинской области, а в 1943-м вошёл в состав Курганской. Как узнал, что началась война – точно не помню: мне ведь тогда и трёх лет не было. Наверное, от родителей. Но в силу возраста не мог сразу понять всю значимость, всю трагичность этого события. Отец мой, Андрей Лукич Манаков, 1913 года рождения, из крестьян. Был грамотным, работал сначала секретарём, а потом председателем сельсовета. До войны, в 1933–1934 годах, проходил срочную службу в армии, стал сержантом. В июле 1941-го его вновь призвали в армию – теперь уже на войну. Честно говоря, проводов не помню. Послали его в Бердяуш, где формировалась входившая в состав 2-й ударной армии 24-я стрелковая дивизия. Направили её под Москву, затем, насколько знаю, из-за потерь переформировали и слили с другой дивизией. Провоевал отец недолго – погиб в боях под Москвой. По имеющимся данным, погребён в братской могиле у села Ярополец Волоколамского района Московской области. Вместе с ним похоронено 815 человек, но известны имена только 241 бойца. Директор местного сельского музея, бывшая в войну ещё девочкой, вспоминала, что бои там шли настолько ожесточённые, что тела – и наших и оккупантов – покрывали всё поле.
Из-за ошибки в написании фамилии – где-то через «а», а где-то через «и» – в документах возникла путаница: по одним данным, красноармеец Андрей Лукич Манаков погиб 24 января 1942 года, то есть когда Красная Армия уже наступала; по другим – Андрей Лукич Минаков убит 24 декабря 1941-го. Сейчас, за давностью лет, истину установить сложно. Тем более что в родную деревню отца пришли две похоронки – на Андрея Лукича Манакова и его однофамильца Андрея Андреевича Манакова. В неразберихе военного времени случалось всякое…
Из родственников также воевал мой двоюродный дядя Александр Ефимович Манаков, лётчик.
Во время войны мой дядя, мамин брат, имел брóню. Он перевёз нас на станцию Кособродск Красно-Октябрьского поселкового совета. Обосновались мы в рабочем посёлке. Таких там было пять, все рядом: в одном заготавливали зерно, контора так и называлась – «Заготзерно», в другом – древозаготовка, шпалорезка, деревообрабатывающий завод. Была и железнодорожная станция. Всего жителей тысяч 20, то есть центр довольно крупный. Стояли, кажется, три двухэтажных дома на несколько квартир, остальные одноэтажные.
Мы арендовали дом – простой, деревенский, деревянный, большой: кухня, три или четыре комнаты. Топили дровами, благо что рядом древозаготовка и шпалорезка. Дрова выписывали и покупали. В одной комнате жили мы с мамой. В другой – дядя с женой, тёщей и тёщиной сестрой. Конечно, никакого водопровода – но во дворе колодец. Воды хватало и для полива огорода, и для остальных нужд. Бани тоже не было – мылись у соседей.
Мама в ту пору работала в промышленной артели, вышивала гладью узоры на белье. Родственники у меня были педагоги, а в то время я был единственным ребёнком в семье. Но пока был мал, жил, в общем-то, предоставленный сам себе, как и другие дети. Взрослым с нами особенно заниматься было некогда: война. Играл на улице с другими ребятами. Бывало, и шалил. Как-то раз стал кидать в стену дома камнями – но дядина жена мне доходчиво объяснила, что так делать нельзя.
Дядя вскопал два огорода, где мы сажали овощи и картошку. Благодаря этому мы спаслись от голода. Недаром говорится, что в России картошка – второй хлеб. Дядя был учителем физкультуры и истории. С ребятами они устраивали серьёзные лыжные переходы – в Курган, в Челябинск. Когда к концу войны я подрос, у меня появилась обязанность – выкупать хлеб по карточкам. Электричество включали только в определённые часы.
Запомнилось, как в семейном кругу встречали Новый год. Наверное, это была зима 1944–1945 года. Время суровое, со своими строгими законами и наказаниями. Но когда дядя принёс из лесу ёлочку, ему за это ничего не было. Деревце украсили самодельными бумажными звёздочками, лентами, мишурой.
Разумеется, вечером слушали сводки новостей – «В последний час», приказы верховного главнокомандующего. Репродуктор висел в доме.
Конечно, самое радостное воспоминание тех лет – день Победы! Он выдался хорошим, ясным, солнечным. Местность была заболоченной, весной заливало луга. А недалеко от нашего дома стояла школа, вокруг неё – изгородь, проходившая через мокрый луг. По ней перебрался через этот самый луг – и попал на митинг в центре посёлка. Помню трибуну, на ней – выступающие, и все вокруг ликуют.
Недалеко была железнодорожная станция. Мы, мальчишки, бегали туда – смотрели на поезда. Развлечений-то особо никаких. Весной и летом 1945-го с запада на восток шли воинские эшелоны. В том же победоносном 1945-м пошёл в школу. Там впервые попробовал мандарины: всем дали сладкие подарки на Новый год. Мы и не знали, что есть на свете такие фрукты – бедность же была страшная…
Одевались просто. Летом в деревне обувь практически никто не носил – с апреля до осени ходили босиком. Когда холодно – ботинки, а зимой – валенки. Носил я брюки, рубашку, ватник – видимо, с чужого плеча, перешитый. На голове шапка-ушанка, как правило, кого-то из взрослых – донашивал.
В 1946-м мама, Антонина Петровна, второй раз вышла замуж. К несчастью, отчим оказался ревнивым, поэтому уничтожил почти все снимки моего погибшего за Родину отца. В 1947-м родилась сестра. А 31 января 1950-го отчима арестовали по печально известной 58-й статье. Мама была беременна. Нас тут же выселили из дома. Правда, потом дали комнату. Жизнь и так была не сахар – но тут начались настоящие мучения. Вообразите, как тяжело было матери остаться с тремя детьми: мне, старшему двенадцать, сестрёнке Нине – три года, а младший братишка, Володя – грудной младенец. Огород и всё хозяйство на мне. Чтобы прокормиться, мама мыла полы в школе, потом трудилась в местной больнице санитаркой. Младших детей пришлось отдать в круглосуточный детский сад: всё-таки за ними там был пригляд и худо-бедно, но регулярно кормили. Чудо, что мы не сгинули, что мать поставила нас на ноги. Более того, когда выросли, сделали успешную карьеру: сестра стала экономистом, а брат – врачом, учёным.
Через какое-то время мы перебрались жить в конюховку – строение, вроде времянки, для хранения конской сбруи и прочих принадлежностей. Четыре небольших окна, сантиметров 70 на 40. Разделена конюховка была на два помещения: как бы кухня и как бы горница, где мы спали. Там стояли две железные кровати – на одной спала мама с младшими детьми, на другой – я. Помню, наши лоскутные одеяла – такие были, наверное, в каждой семье, а теперь их в быту редко встретишь, разве что в музее. Кирпичную печь почему-то поставили прямо на полу, без фундамента – из-за этого и пол, и всё строение перекосило, кто зайдёт – сразу начинает падать, прямо на эту печь. Одну стену пришлось подпирать, чтобы окончательно не завалилась.
Мой дед, Пётр Семёнович Волков, мамин отец, был участником знаменитого Брусиловского прорыва, с полей Первой мировой, или, как её называли, империалистической, вернулся инвалидом. Дедушка во время войны и после, как мог, помогал нам выжить. Например, в 1952-м, когда фактически был голод, прислал нам с матерью из Челябинска посылку, а в ней – сахар. И всё питание у нас было – кусочек хлеба, кусочек сахара, да вода.
Отчим вернулся домой в 1954-м, уже очень больным человеком, а в 1956-м умер от рака.
В 1956-м я окончил школу (один год пропустил по болезни). Тогда же поступил в железнодорожное училище, по окончании которого был распределён в Казахстан, на горно-обогатительный комбинат в город Рудный.
В 1958-м призвали меня в армию. Нашему поколению и в голову бы не пришло уклоняться от службы. Надо – значит, надо. Направили нас на Западную Украину, в город Коростень, в Прикарпатье. Там определили меня в полковую школу, где выучился на радиотелеграфиста-телефониста. Потом стал командиром отделения, сержантом. Служил три года в танковой дивизии. Наш гарнизон стоял в Коростене. Разумеется, видели местных жителей, общались с ними – мы все были гражданами единой страны. После срочной службы предлагали остаться в армии. Но отказался: хотел продолжить образование. Демобилизовался в 1961-м, сержантом. Тогда был Карибский кризис, противостояние двух держав могло кончиться войной, так что, бывало, задерживали демобилизацию. Но у меня всё сложилось удачно.
Решил поступать в Челябинский политехнический институт. Экзамены сдал без особого труда: всё-таки в школе и училище готовили нас хорошо. Был старше многих сокурсников. Некоторые сверстники к тому времени уже успели получить высшее образование. Выбрал специальность «Приборостроение». Во-первых, к этому подтолкнула армейская профессия. А во-вторых, были и практические соображения: там платили более высокую стипендию: 45–50 рублей. На эти деньги худо-бедно можно было прожить. Конечно, как и многие, подрабатывал: на разгрузке вагонов, а летом – на целине. В 1962 году мне, студенту, присвоили воинское звание лейтенанта.
В 1966-м окончил ЧПИ. Меня оставили работать в институте. Кстати, сменили военно-учетную специальность. Направили в аспирантуру. Научным руководителем был профессор Борис Иванович Шишков, в своё время бывший главным инженером Челябинского часового завода, а до этого – главным технологом Первого Московского часового завода, человек очень порядочный, интересный, творческий. Работал я на кафедре технологии приборостроения, потом на кафедре приборостроения. Читал разные дисциплины, в том числе «Электротехнику», «Электрооборудование», «Метрологию». Написал 70 учебно-методических и научных работ. Имею авторские свидетельства. Отмечен почётными грамотами, знаком «Изобретатель-рационализатор».
Проработав в ЧПИ – ЧГТУ – ЮУрГУ половину столетия, отмечу: особенно радовало, что в нашем вузе всегда были те, кто горел желанием двигать науку вперёд. Молодёжь тянулась к исследовательской работе. К большому сожалению, после распада СССР интерес к науке у молодых заметно угас. Больше стали думать о выгоде. К счастью, в последнее время руководство страны, и нашего вуза, разумеется, тоже, заботится о стимулировании интереса к научной деятельности. В ЧПИ – ЧГТУ – ЮУрГУ я прошёл путь от студента до доцента. Девять лет как на пенсии.
Жена моя, Галина Ивановна, также более полувека трудилась в ЧПИ, на кафедре графики. К несчастью, ушла из жизни четыре года назад. У нас два сына. Старший, Борис, выбрал стезю строителя, стал инженером-проектировщиком, руководителем в строительной компании. Супруга его, Ирина Владимировна – доцент кафедры графики. Младший, Андрей, в школьные годы побеждал на олимпиадах, потом стал химиком, защитил кандидатскую, а затем и докторскую диссертацию. Начальник лаборатории в Институте неорганической химии имени А.В. Николаева Сибирского отделения Российской академии наук (Новосибирск). Его сын, мой внук, полный тёзка – Юрий Андреевич Манаков, учится в Новосибирском государственном университете на лингвиста.
Пока дети были маленькими, возили их в Непряхино и сами отдыхали там летом. Хочется выразить особую благодарность руководству и профкому вуза за заботу об отдыхе преподавателей, сотрудников, детей, студентов.
В свободное время мы с семьёй занимались садоводством. В советский период ездили по стране, были, например, на курорте Друскининкай в Литве. Путешествовали по Золотому кольцу, а на своём автомобиле – от Аркаима до Верхотурья и Тобольска. Об этом вспоминаю с удовольствием. Но особое чувство испытал, побывав там, где отдал жизнь за Родину мой отец, и на священном для всех нас Бородинском поле.
Пользуясь случаем, хочу пожелать здоровья, долголетия и благополучия всем нашим ветеранам, приближавшим День Великой Победы! Альма-матер хочется пожелать и далее успешно развиваться, занимать достойное место среди лучших вузов России! Студентам – успешно овладеть профессией и с гордостью нести звания гражданина России и выпускника ЮУрГУ! Всем нам – мирного неба над головой!
