Он является автором около 300 публикаций, участвует в реализации крупных проектов совместно со многими зарубежными вузами, в числе которых – прославленные Кембридж, Гарвард и Оксфорд.
– Андрей Владимирович, что повлияло на ваш выбор профессии?
– Что буду археологом, решил ещё в детстве, классе в пятом или шестом, хотя среди родных не было профессиональных историков. Много читал книг и научно-популярных журналов, особенно нравились «Вокруг света» и «Наука и жизнь», где рассказывалось об находках археологов; участвовал в олимпиадах по истории. Но в детстве казалось, что все открытия делаются где-то далеко – в других регионах, в иных странах. Не думал, что земля Урала столь богата тайнами прошлого. А в девятом классе мне дважды крупно повезло: во-первых, поехал в свою первую экспедицию, в Северный Казахстан, а во-вторых, её возглавлял известный учёный Геннадий Борисович Зданович – первооткрыватель Аркаима, который развернул деятельность по спасению древнего городища от затопления и организовал команду для его исследования. Поступил я на исторический факультет Челябинского госуниверситета: там было много археологов, в том числе и мой наставник Геннадий Борисович Зданович.
– Чьё мнение в науке для вас наиболее авторитетно?
– В науке – и в истории в частности – не должно быть забронзовевших авторитетов: иначе остановится развитие, ведь новые факты, открытия и методы могут иногда коренным образом поменять представление о чём-либо. Но в каждой области науки есть учёные, чья точка зрения наиболее уважаема на тот или иной момент. Например, в той сфере, которой я занимаюсь, значим авторитет Кристиана Кристиансена – датчанина, профессора шведского Университета Гётеборга, основателя Европейской ассоциации археологов, где состою и я. Из отечественных учёных-археологов в мире большим уважением пользуются труды московской исследовательницы Елены Ефимовны Кузьминой – к сожалению, ныне покойной.
– Над чем вы работаете сейчас?
– Университет осуществляет грандиозный проект – восьмитомное издание «История Южного Урала», где будет отражено социальное, культурное и экономическое развитие региона начиная с эпохи камня и до XX века включительно. Инициаторами и руководителями проекта стали президент вуза Герман Платонович Вяткин и ректор Александр Леонидович Шестаков. Вместе с другими авторами я работаю над вторым томом – «Бронзовый век Южного Урала». Много сил и времени занимает редактирование. Также в проекте задействованы видные учёные-историки ЮУрГУ: Вадим Сергеевич Мосин (первый том, «Южный Урал в каменном веке»), Александр Дмитриевич Таиров (третий том, «Южный Урал в эпоху ранних кочевников»), Сергей Геннадьевич Боталов (совместно с другими авторами четвёртый том, «Эпоха великого переселения народов и раннее средневековье Южного Урала (II–VIII вв.)», и пятый, «У истоков южно-уральских народов. Южный Урал в эпоху Золотой Орды (IX–XIV вв.)». Над седьмым томом («Южный Урал с 1734 года до начала XX века») трудится Гаяз Хамитович Самигулов. Кроме того, к работе подключились историки ЮУрГУ Игорь Владимирович Нарский, Евгений Владимирович Волков. Вышли в свет первые, пилотные экземпляры тома, посвящённого XX веку, его составитель и научный редактор – декан исторического факультета ЮУрГУ Игорь Вячеславович Сибиряков.
О работе над вторым томом хочу сказать особо: тут задействованы самые авторитетные специалисты по гендерным аспектам, военному делу древнего мира, древним рудникам, лингвистике. Я занимаюсь социальными, экономическими сторонами истории бронзового века Южного Урала, а также вопросами развития транспорта, коммуникаций и миграции той эпохи. При финансовой поддержке губернатора Челябинской области издание может стать доступным максимальному числу читателей: попасть в большее число библиотек.
– Были ли в вашей практике запоминающиеся случаи – например, неожиданные находки?
– Да, такое случается. Например, в начале 1990-х исследовали мы одно захоронение в Варненском районе. Могильник относился к бронзовому веку. Курган был довольно скромного размера – мы даже сомневались: может, это просто небольшой холм? Убрали насыпь – а под ней пусто, никаких следов могильной ямы! Я настоял, чтобы сняли двадцатисантиметровый слой почвы – снова пусто. Продолжаю настаивать, сняли ещё 20 сантиметров – опять ничего. Ещё несколько слоёв вглубь, и – вот оно, погребение! Да не бронзового века, а гуннское, IV века нашей эры, с неплохо сохранившимися костным материалом, посудой, металлической застёжкой для одежды – фибулой. Что интересно – в головах лежало каменное(!) орудие – скол с нуклеуса, хотя погребение не относилось к каменному веку. Возможно, это был амулет, подобный оберегу у славян – во всяком случае, в могилу вещь поместили сознательно. Если бы я тогда не настоял, лежать бы этим останкам неисследованными ещё много лет. Это урок всем, кто желает заниматься наукой: кавалерийским наскоком открытия не делаются, чтобы добиться успеха, требуется много сил, упорства, терпения – но если идти в правильном направлении, то всё получится!
Некоторые вещи открываются задним числом, в результате длительной аналитической работы. Например, в ходе экспедиции 1995 года мы нашли погребение, включавшее скелеты целых восьми детей. По возрасту – погодки. Думали, что какая-то трагедия – возможно, малыши умерли от голода или убиты во время набега. Но спустя 25 лет, в 2017-м провели генетическое исследование – и выяснили, что это братья и, вероятно, все стали жертвами какой-то болезни, с которой не могли справиться тогдашние лекари.
– Какие курсы читаете студентам?
– «Археологию» и «Этнологию». Эти науки взаимосвязаны: одна позволяет правильно истолковать данные, которые добывает другая. Археологи видят остатки, тени существовавшей когда-то действительности – чтобы правильно объяснить их находки, по осколкам воссоздать целое, нужно обращаться к этнологии, к естественным методам. Эта научная традиция восходит к XVIII веку. Например, есть понимание, что общество делится на возрастные и, в зависимости от этого, социальные группы: младенцы, младшие дети, подростки… Кто старше, тот выше по социальному рангу. Старейшины возглавляют племя. Но археолог не всегда может определить, чьё перед ним захоронение. Например, мы предполагаем, что в могилах детей должны быть утварь, игрушки и так далее. Если останки лежали в хороших условиях, например, в пустыне, в сухом песке, то может сохраниться одежда, даже причёска. При этом гипотетически в захоронении, где лежит мальчик, должны быть орудия труда – например, тесло, а у девочек – украшения. Но это далеко не всегда есть, поэтому приходится анализировать тот материал, которым располагаем. Практика показывает, что украшения могут быть в могилах и мальчиков, и девочек. Так что без данных генетики не определить, какого пола был ребёнок. Этнология говорит, что до года и мальчиков, и девочек воспитывали и одевали одинаково – а дальше уже начиналась гендерная дифференциация сообразно возрасту. Палеоэтнография помогает составить полное представление о древних обществах. В то же время проблемы глобальной миграции, дальних связей, происхождения этносов не решить без археологических изысканий. Нужно сознавать, что каждое место на Земле имеет свою историю – и только с помощью археологии можно понять, как шли те или иные процессы в жизни народов. Всё это возможно только благодаря реконструкции. Но чтобы реконструировать что-либо, требуется осмыслить, проанализировать, превратить в модели огромные массивы данных – а это грандиозная задача.
– Поделитесь, пожалуйста, планами.
– В ближней перспективе – завершить работу над восьмитомным изданием, о котором я говорил выше. Что касается более отдалённого будущего, то занимаюсь изысканиями по гранту Министерства науки и высшего образования РФ по теме «Пограничье культурных миров». Таковым пограничьем является, в том числе, Южный Урал. Проект охватывает последние пять тысячелетий. В нём задействованы и учёные НОЦ евразийских исследований ЮУрГУ. Нужно уловить основные процессы, тенденции, модели взаимодействия культурных миров – это титанический труд.
Кроме того, в дальней перспективе хотелось бы углубить исследования миграционной мобильности древних людей. Вообще-то миграция – перманентное состояние человечества. Одни народы ведут кочевой образ жизни, другие вынуждены покидать насиженные места из-за войн, неурожаев и голода, природных катаклизмов, эпидемий… Феномен миграции требует осмысления именно в исторической ретроспективе. Огромнейший пласт работы. Однако новые технологии и техника открывают новые возможности – и это радует. Так, генетические исследования, анализ стабильных изотопов позволяют узнать, лежит ли под курганом коренной житель или переселенец из других мест. Необходимо анализировать не только останки людей, но и кости животных, остатки растений, которые употреблялись в пищу, создавать глобальную базу таких данных, чтобы иметь возможность сравнить – и выяснить, откуда наши предки пришли и куда двинулись дальше, составить карту древних миграционных путей. Тогда портрет человечества станет полнее.
– Успехов вам в дальнейшей научной работе!
– Спасибо!
