Когда-то в рядах этих наставников-командиров были ветераны Великой Отечественной войны, сейчас славные традиции продолжают участники локальных боевых действий нового времени. В числе тех, на чьём примере учатся нынешние слушатели ВУЦ, подполковник Алик Максутович Хуснутдинов. Он прошёл не одну горячую точку, его заслуги перед страной отмечены наградами. Наверное, многие видели Алика Максутовича на праздничных мероприятиях, в том числе в честь Дня Победы и Дня защитника Отечества, во главе знамённой группы с флагами России, университета и факультета военного обучения или Военного учебного центра.

Пример для подражания

– Родился я в деревне Сарино Кунашакского района Челябинской области 29 августа 1965 года, – рассказывает Алик Максутович. – Честно говоря, военным хотел стать с детства. Мне было на кого равняться: мой дядя Малик Газизович – участник Великой Отечественной войны, артиллерист. Его брат, мой отец – механик-водитель Т-34. Правда, воевать папе не довелось: он младше дяди Малика. Нас-то в семье шестеро: помимо меня, ещё два брата и три сестры. Старший брат стал офицером внутренних войск, дважды во время Чеченских кампаний был в служебной командировке на Северном Кавказе. Младший брат исполнял интернациональный долг в Республике Афганистан.

Ещё в школе, когда писали сочинения на тему будущей профессии, я всегда отмечал, что хочу стать военным лётчиком. Со временем мечта изменилась: точно знал, что желаю быть военным, но только не лётчиком, а танкистом, как отец. После окончания в 1983 году Саринской средней школы моя мечта быть военным начала осуществляться: после успешной сдачи вступительных экзаменов я стал курсантом Челябинского высшего танкового командного училища.

На советском Кавказе

Первое место службы после выпуска – Краснознамённый Закавказский военный округ, город Ахалкалаки, приграничный гарнизон советско-турецкой границы. Шёл 1987 год. Служба протекала более-менее спокойно. Но 7 декабря 1988 года случилось печально знаменитое Спитакское землетрясение. Наша дивизия была поднята по тревоге и отправлена на ликвидацию последствий стихийного бедствия. Первое, что мы увидели, это город в огне и руинах. В первые дни наша задача была откапывать выживших, позже – вытаскивать из развалин погибших. Техники поначалу не хватало, так что разбирали завалы вручную. На эту трагедию откликнулась вся страна: приезжали военные, медики, другие специалисты, летели самолёты со всем необходимым – мы помогали их разгружать. Помню, например, прислали партию тракторов с нашего ЧТЗ, а из Киргизии – юрты. Помощь приходила даже из-за рубежа. Конечно, уставали страшно, но понимали: надо спасать людей. За помощь в ликвидации последствий землетрясения я был удостоен медали «За отличие в воинской службе» I степени.

Дальше – снова служба, я стал командиром танковой роты. По замене меня направили в ЗГВ (Западная группа войск). Но советская эпоха близилась к закату, как раз в то время началось объединение Германии – и СССР стал выводить оттуда войска. Вывели и нашу дивизию.

Карабах

После вывода нашей части из Германии я попросил, чтобы меня направили обратно в Закавказье. Просьба моя была удовлетворена, мне было выписано предписание в часть, которая дислоцировалась в городе Гянджа, Азербайджанской ССР. Как известно, конфликт в Нагорном Карабахе, хотя и имеет давние корни, разгорелся во время горбачёвской Перестройки. Обострились межнациональные распри. Нашим подразделениям была поставлена задача не допустить разрастания конфликта, сдерживать обе стороны, не давать им соприкасаться.

Два взвода отдельной танковой роты, которой я командовал, были приданы для усиления мотострелковых подразделений в Лачинском и Кельбаджарском районах, так как полк, в котором я служил, был на автомобилях. Один взвод находился в Кедабекском районе Азербайджанской ССР. Основная наша задача была не допустить боестолкновений между армянами и азербайджанцами, разоружать незаконные вооружённые формирования. Одна из таких операций по разоружению боевиков, которые обосновались в селе Арцвашен (по-русски – Орлиное гнездо), запомнилась особенно. Действовали совместно с подразделениями ВДВ. Ко мне на танк посадили лейтенанта-десантника с радиостанцией, чтобы координировать действия, – и вперёд. Сначала нужно было занять ретрансляторную вышку. Тут всё обошлось без стрельбы: её охрана просто предпочла сложить оружие. Дальше окружили село – оно было перед нами как на ладони. Затем – словно в кино про войну: подъехала наша военная клубная машина – и боевикам через громкоговоритель предложили сдаться во избежание ненужного кровопролития. Как ни странно, сдаваться вышли местные милиционеры: видимо, им воевать не было никакого резона. А вот боевики не сдавались. Мы дали несколько холостых выстрелов из танкового орудия – для острастки, после чего десантники зачистили село от боевиков, поставленная задача была выполнена успешно. За эту операцию мне досрочно присвоили звание капитана. Правда, не обошлось без происшествий. Местность горная, с одной стороны скалы, с другой обрыв, дорога вьётся по краю, а накануне шёл дождь. Один из наших танков не удержался на скользкой дороге и скатился в пропасть. К счастью, обошлось без жертв, хотя командир танка серьёзно травмировался. Его отправили в госпиталь, а танк после эвакуационных мероприятий вытащили с помощью специальной инженерной техники.

Весной 1992 года к нам на заставу приехал заместитель командира дивизии и приказал в очень короткий срок свернуть заставу и совершить марш в ППД (пункт постоянной дислокации) в Гяндже. После коротких сборов колонна военной техники выдвинулась в сторону пункта назначения. Колонну возглавлял на «уазике» замкомдива, я за ним на первом танке. В одном селе нам дорогу перегородил КамАЗ и толпа местных жителей, дорога горная, узкая, препятствие не объехать. Как назло, шедший впереди УАЗ замкомдива куда-то запропастился, да и связь с ним пропала. Что делать – не знаю. На всякий случай велел бойцам не выходить из машин. Но выйти всё-таки пришлось, потому что с местными жителями перемешались вооружённые боевики. Что делать? Наверное, можно было начать стрельбу, чтобы прорваться. Но я не хотел, чтобы пострадали мирные люди – у меня такое просто в голове не укладывалось. Подставлять своих подчинённых под пули тоже нельзя. После переговоров пришли к соглашению: нас пропускают, а технику – нет. Через некоторое время нас посадили на автобусы и отвезли в пункт назначения. По приезде я доложил командиру дивизии о случившемся инциденте, на что он мне ответил, что такие же захваты военной техники произошли и на других заставах. И при этом указал, что мои действия в данной обстановке были правильными, самое главное – удалось избежать жертв со стороны и мирных жителей, и военнослужащих. Тем более что СССР распался, военное имущество делили между армиями бывших союзных республик. Чуть позже от нас стали требовать, чтобы мы отдали Азербайджану то, что у нас ещё осталось из вооружения и техники. Мы, правда, пошли на хитрость: что-то отдали, а что-то передали десантникам, стоявшим по соседству с нами: их воинскую часть по соглашению сторон выводили в Россию полностью с оружием и техникой. Пока ждали приказа на расформирование части, азербайджанцы стали вербовать офицеров на должности инструкторов и командиров подразделений. Обещали большие деньги, звания и должности. Знаю: кое-кто поддался на посулы. Но судьба этих офицеров печальна: многие погибли или пропали без вести в ходе конфликта в Нагорном Карабахе. Попробовали эти вербовщики сунуться и ко мне. То есть, по сути, предложили служить другому государству, в другой армии. Но я давал воинскую присягу – и ей остался верен. Участвовать в войне, где народы бывших союзных республик готовы были убивать друг друга, не хотел. Понимал, что это неправильно, что конфликт нужно решать мирным путём. Потому-то мы, пока могли, и старались не допустить разрастания войны. Посоветовался с командиром. Тот сказал: «Уезжай, тебя тут в покое не оставят». Оформили все документы – и я военным бортом улетел в Чкаловск (аэродром под Москвой), оттуда поездом – в Свердловск (ныне Екатеринбург), а уже затем автобусом в Челябинск. Так в 1992-м для меня кончилась карабахская эпопея.

Из Чебаркуля в Таджикистан

Жизнь шла своим чередом. Я не упомянул, что в 1991-м женился, а в 1993-м у нас родился сын. Что любопытно: он появился на свет первого апреля, что стало сюрпризом – я даже сначала не поверил. Впоследствии сын окончил факультет экономики и управления ЮУрГУ, сейчас магистрант Высшей школы экономики в Москве.

Кое-кто из моих сослуживцев уволился, но у меня такого желания не было, хотелось дальше продолжить службу, но уже в доблестных рядах ВС РФ. По предписанию мне надлежало прибыть в штаб объединённого Центрального и Уральского округов, в Самару для дальнейшего прохождения службы. В отделе кадров мне предложили должность заместителя командира на одной из баз хранения, находящейся в Свердловской области, но я настоял, чтобы меня направили в дивизию, которая дислоцировалась в Чебаркуле. Мою просьбу удовлетворили, хотя и предупредили, что офицерских должностей по моему предназначению в дивизии нет: шёл распад СССР, очень много офицеров прибыло из других республик. В отделе кадров дивизии меня хотели сначала назначить командиром взвода связи батальона – но я танкист, а не связист. А тут освободилась должность в ремонтной роте. Согласился: всё-таки это мне ближе по профилю. Стал служить. В то время начиналась Первая чеченская кампания. Мне предложили поехать в командировку на три месяца – я не раздумывая согласился. Начали оформлять документы. Попрощался с родными. И тут офицер, которому я должен был сдать должность, попал в автомобильную аварию. Завели уголовное дело. Короче говоря, я поехать не смог. Вместо меня вызвался мой товарищ, капитан Сергей Иванов, я его знал ещё по ЗГВ, был знаком с его семьёй. К несчастью, он погиб в той командировке в Чечню. Похоронили его здесь…

Но в горячую точку я всё-таки поехал, через полгода. Правда, не на Кавказ, а в Таджикистан, где с 1992-го по 1997-й продолжалась гражданская война, так что нападения на военные и гражданские объекты случались нередко. Служить мне предстояло в артиллерийском полку в Душанбе в должности заместителя командира дивизиона по вооружению. Задачей полка было усиление таджикско-афганской границы. Прикрывали танками и артиллерией наших пограничников на Пянджском направлении. СССР в 1989-м войска из Афгана вывел – а вот радикалы афганские оружие не сложили, скорее наоборот. Пяндж – это река между Афганистаном и Таджикистаном. Места там красивейшие. Служить было интересно, как-то не боялся трудностей: был молод, полон сил. Хотя обстановка, мягко говоря, была неспокойная. Жили мы в основном на казарменном положении. Между заставами передвигались под прикрытием бронемашин. Но привыкаешь ко всему – и к постоянному ощущению опасности тоже.

Приказ: на Кавказ!

Прослужил в Таджикистане долго: года три или больше. Вернулся в Чебаркуль, где меня направили в артиллерийскую бригаду, где служил на различных должностях до 2002 года. Но тут звонок из отдела кадров округа: вызывают меня и предлагают продолжить службу на Северном Кавказе в должности начальника автобронетанковой службы комендатуры Старопромысловского района Грозного. Я, конечно же, согласился: не в моих правилах отказываться – вот таким образом в 2002 году я уехал в Чечню. Активная фаза боевых действий уже вроде бы как кончилась. Но боевики не сдавались, устраивали теракты. Наша же задача была – налаживать мирную жизнь в Грозном. В том числе, например, следили, чтобы пенсионеры получали пенсию, распределяли гуманитарную помощь среди мирных жителей, несли службу на блокпостах. Легко сказать – «мирная жизнь». Это сейчас Грозный расцвёл. А тогда сплошь руины. Ни водопровод не работает, ни отопление. Воду для питья и мытья нам привозили. Под комендатуру оборудовали детский сад. Жили в постоянном стрессе: боевики то и дело устраивали диверсии, ребята наши гибли. Фугасы маскировали под что угодно – например, под бордюрный камень. Напряжённая обстановка, стрессовые ситуации дали о себе знать: у меня случился инсульт. Положили меня в госпиталь в Ханкале. Оттуда на «вертушке» направили в госпиталь в Моздоке. Лечился я примерно месяц. Выписали – и мне, можно сказать, крупно повезло: вскоре этот госпиталь взорвали террористы, было много раненых и убитых – и пациентов, и медиков.

В 2003 году в Чечне начался референдум, где решалась судьба республики в связи с её возвращением в правовое пространство России, и войска из Грозного по договорённости вывели – чтобы, так сказать, никого не нервировать, чтобы никто не считал, что мы на кого-то давим. Но в самой республике и вокруг оставались блокпосты. Войска отвели в горы, а конкретно нас – в Сунженский район Ингушетии. Местность там такая живописная – словами не передать: горы, горные речки и ручьи – красота неописуемая. Но наслаждаться прекрасными пейзажами было некогда: обстановка оставалась неспокойной. Разведка доносила, что боевики скрываются в лесах и горах. Пробирались они сюда и из Грузии – граница-то рядом. Мы обустроили заставу, как говорится, в чистом поле: отрыли окопы, сделали блиндажи – всё, как полагается. Даже баня у нас была – в виде контейнера. Тогда это было в диковинку: открываешь контейнер, а там душевые кабины, нам очень нравилось. А воду брали из окрестных ручьёв – она там кристально чистая. Организовали горячее питание, при выполнении боевых задач брали сухие пайки, консервы – с этим проблем не было.

Подходы к заставе мы заминировали. К несчастью, случалось, что на минах подрывались дикие звери. Печально, но ничего не сделаешь: война есть война.

Застава стояла на опасном направлении, то есть там, где боевики могли прорываться. Служили тогда уже, в основном, контрактники, у них опыта больше. А боевики, разумеется, продолжали устраивать теракты, диверсии, нападали на блокпосты и другие объекты – военные и гражданские. Гибли и военнослужащие, и мирные люди. Но мы понимали: как бы трудно ни было, мы обязаны выполнять свой долг.

Передать боевой опыт

Вернулся я из Чечни в 2004 году. Честно говоря, после командировки к мирной жизни было сложно приспособиться. Но ничего, к хорошему, говорят, не привыкают. Явился в штаб округа в Екатеринбурге, доложил о готовности продолжить службу. Встал вопрос: куда дальше меня направить. Предложили съездить в Челябинск на собеседование на факультет военного обучения ЮУрГУ. По правде говоря, я было засомневался: никогда не преподавал, а тут... Но Николай Николаевич Рыжков, в ту пору – начальник ФВО, узнав, что я являюсь ветераном боевых действий, сказал, что ему нужны такие преподаватели, для того чтобы воспитывать студентов в духе патриотизма, служения Отчизне. Так в июле 2004 года я стал преподавателем ФВО. Вёл устройство базовых машин, восстановление бронетанкового вооружения и техники, а сейчас – специальную подготовку. Конечно, на занятиях, когда рассказываю слушателям, что следует предпринять в той или иной ситуации, привожу примеры из личного опыта.

А за Чеченскую кампанию я был награждён медалью Министерства обороны РФ «За воинскую доблесть». Вручали мне её, когда я уже преподавал на факультете военного обучения ЮУрГУ. Вручал, кстати, тогдашний начальник ФВО полковник Евгений Николаевич Старшинов.

Оглядываясь назад, скажу, положа руку на сердце: жизнь прожил правильно, был верен присяге, служил нашей Родине – России. Несмотря на все трудности военной жизни, вряд ли захотел бы выбрать другую судьбу.