– Вы стояли у истоков Юридического института ЮУрГУ – расскажите, пожалуйста, о его становлении.

– Это было тяжелейшее время – девяностые годы. Началось всё с того, что в 1991-м открылся юридический факультет в ЧелГУ и я, переехав в Челябинск из Куйбышева, нынешней Самары, пришла туда работать. Пробыла я там один учебный год – полагаю, вы себе не можете даже представить, что это было. Всё менялось, приходилось, что называется, на ходу осваивать новые дисциплины! Например, раньше на юрфаке читалось государственное право – стали читать конституционное. Учебников нет, литературы никакой, Конституции – три проекта. А преподавателей на новом факультете – раз, два и обчелся. Пришлось мне, специалисту по уголовному праву, взяться читать этот курс. Набирала материал из газет, радио- и телепередач.

Челябинский политехнический институт был хорошо известен в стране как кузница технических кадров – но когда началась Перестройка и позднее, в девяностые, «технари» стали не нужны, высокий спрос был на экономистов, а еще выше – на юристов. На технические специальности в ЧПИ – ЧГТУ подавали заявления по три-четыре абитуриента. И вот тогдашний ректор, Герман Платонович Вяткин, чтобы сохранить профессорско-преподавательский коллектив, предотвратить закрытие вуза, решил организовать подготовку по специальности «Юриспруденция» и обратился ко мне с просьбой этим заняться. Я согласилась. Было это в 1993 году.

Скажу вам откровенно, в ЧелГУ мне не понравилось! Там от меня требовалось делать что скажут. А я – неуправляемая, то есть руководить мной можно, а вот манипулировать – бесполезно. Кроме того, я пришла к ним с готовой монографией и почти готовой докторской диссертацией. Они сказали, что средств на публикацию книги выделить не могут: «Печатайте за свой счет или ищите спонсора!». У меня денег тогда не было вообще. Позвонила одному, второму бизнесмену-благотворителю – отказ. А вот Герман Платонович сразу спросил: «Каковы ваши условия?». Понимаете, что значит человеку нужно было поднять университет? Я говорю: «Помогите напечатать монографию и посодействуйте с защитой», – за защиту тогда уже платили деньги. Он согласился – и всё, что обещал, выполнил. Напечатали монографию, заплатили за защиту докторской. Герман Платонович – человек дела. Поговорив с ним, я поняла, что тут совершенно другая атмосфера, другой коллектив, другие порядки – и ушла из ЧелГУ в марте, в середине семестра.

Хочу, чтобы молодежь знала: то, что университет существует, процветает – заслуга Германа Платоновича, который сделал всё возможное, чтобы сохранить вуз. Ему надо памятник ставить при жизни. Он вовремя понял, что нужно не просто открыть юридическую специальность, а преобразовать технический университет в классический. Но один классический университет в Челябинске уже был. И вот мы поехали в Москву – «пробивать» реорганизацию ЧГТУ. Были у ректора МГУ Виктора Антоновича Садовничего, Герман Платонович ездил в министерство – убедили, добились. Помню, когда возвращались, ехали в аэропорт, Герман Платонович сказал: «Ну, откроем университет – это хорошо, а как его назовем? Челябинский уже есть, а у нас какой будет?». И я, не задумываясь, ему выпалила: «Южно-Уральский!». Так что меня можно назвать крестной ЮУрГУ. Название мгновенно пришло в голову: я же родилась здесь, на Южном Урале, в Златоусте. До этого я много лет работала в Куйбышевском университете, и знаю, что студенты всегда ищут, чем можно тронуть душу преподавателя. Так вот, у меня такие «слабые места» – Ленинград, адвокатура, Южный Урал.

Я пришла в ЧГТУ вместе со своей лаборанткой Людмилой Ивановной Четверней. Нам выделили в главном корпусе комнату, где хранились строительные материалы – тогда в здании делали ремонт. Стоял в кабинете стол, испачканный краской и известкой, два стула – на одном сидела я, на другом Людмила Ивановна. Я привезла с собой программы из Куйбышева и из Ленинграда, и мы на их основе принялись с нуля составлять программы, учебный план, расчасовку, расписание… Работа была адская. Помню, зашел к нам однажды Геннадий Георгиевич Михайлов, который тогда был проректором, увидел мой стул, и спрашивает лаборантку: «На этом стуле Зинаида Валентиновна сидит?». Она отвечает: «Да». А он: «Да вы что, он же весь заляпанный!». И принес мне стул из своего кабинета.

Когда открылась юридическая специальность, бюджет на нее деньги не выделял, были только платные, коммерческие студенты. Мы, преподаватели-юристы, из этих денег получали небольшую зарплату – средства шли на поддержание преподавательского коллектива технических специальностей. Мы понимали: так надо. И мы с Германом Платоновичем всё преодолели – честь ему и хвала!

Потом, когда наши первые студенты перешли на третий курс, нас объединили с экономистами – организовали факультет экономики и права.

Я стала искать преподавателей – и к нам начали приезжать. Из Казахстана приехал доктор юридических наук, профессор Лившиц. Постепенно собрался коллектив. Я защитила докторскую диссертацию в Свердловском юридическом институте, за мной и коллеги пошли защищаться – так у нас появились свои доктора наук. Потом сформировался самостоятельный факультет. А из него уже вырос Юридический институт.

– Вам ведь не раз приходилось осваивать новые области юриспруденции?

– Вы знаете, мне «везет» на тех, кто ничего не может. Говорят: «Ой, я не могу, я никогда этого не читал!». И не понимают, как важно для преподавателя овладевать новыми навыками. Вот мне, например, в Куйбышевском университете дали вести спецкурс «Судебная речь». Я представления не имела, с чего начать, но взялась за работу, ездила искать материал в Москву – в Ленинку, в Ленинград – в библиотеку имени Салтыкова-Щедрина. В результате получился курс «Ораторское искусство в суде», увидели свет две книги. «Ораторское искусство в суде», написанное в соавторстве с моим научным руководителем, ленинградским профессором Николаем Сергеевичем Алексеевым, вышло в Ленинграде, выдержало два издания. Дали курс «Организация работы народного суда» – я его превратила в «Культуру судебного процесса», впоследствии здесь его читала. Пришлось в Челябинске читать «Конституционное право» – та же история. Стала искать всё что можно, литературу в том числе. Как ни странно, очень помог Гегель. Есть у него замечательный труд «Философия права». У нас тогда, в девяностые, только-только зашла речь о гражданском обществе, нигде и ничего об этом понятии не было – а у Гегеля есть, всё расписано. В своей докторской, которая посвящена гласности уголовного процесса, я тоже писала о гражданском обществе – и на защите в Свердловском юридическом институте меня спросили: «Откуда вы взяли это понятие?». Ответила: «Это не я – это Гегель». А теперь о гражданском обществе знаю всё.

– Что, по-вашему, самое главное для юриста?

– Быть нравственным человеком. В юриспруденции это важно как ни в какой другой сфере. Для юриста моральные качества – это профессиональные качества. Не устаю это повторять всем студентам. Мне даже ребята говорили: «Зинаида Валентиновна, надо нарисовать картину – вы сидите в обнимку с моральным фактором!».

Когда шел наш первый набор, я проводила собеседование с каждым абитуриентом. Мне было не важно, кто как сдал экзамены – меня интересовали психологические, человеческие качества. У меня за плечами пятнадцать лет работы адвокатом, и я знаю, как выявить истину. Я разговаривала со студентами – и прямо скажу: некоторых брать не рекомендовала категорически. Заявляет, к примеру, юноша, что хочет быть адвокатом, и говорит, что постарается, чтобы дело выиграла та сторона, которая больше ему заплатит, хотя соглашение заключил только с одной стороной, которую обязан защищать. Я просто в ужас пришла: сколько работала – ни от одного коллеги-адвоката подобного не слышала!

– Изменились ли студенты с тех пор, как вы начали работать в ЮУрГУ?

– Первый набор у нас был очень хороший. Например, Анна Дмитриева теперь уже защитила докторскую диссертацию, преподает здесь. А потом… Уровень образования сильно упал. Ведь фундамент – и интерес к учебе, и элементарные знания – закладывает школа. Нужно понять одну вещь: образование – это не «образовательные услуги», а двухсторонний рабочий процесс. Преподаватель работает, чтобы передать свои знания. Школьник или студент должен работать, чтобы эти знания получить. Учащийся должен внимать, понимать, если непонятно – идти на консультацию. Ученик должен хотеть знать!

До сих пор поддерживаю связь с бывшими студентами Куйбышевского университета, где я начинала, езжу на встречи выпускников каждые пять лет, общаемся постоянно. Когда ребята учились, я, разумеется, многого о них не знала. А спустя годы после выпуска выяснилось, что, например, у одной из студенток мать была уборщицей, они жили под Куйбышевом, девушка вставала в пять утра, работала вместе с мамой, потом на электричке ехала в вуз, занималась в библиотеке – и всегда приходила на лекции готовой. Потому что хотела учиться. Сейчас, к сожалению, я подобного не наблюдаю. А самое главное, что мне сейчас не нравится – то, что нет теплых отношений между преподавателем и студентом, когда студент всегда может прийти к тебе со всеми своими проблемами. Потому что и студенты не те, и преподаватели уже не те. А мы вместе с ребятами участвовали в «Весне студенческой», ребятам давали дополнительные баллы за то, что в команду входили преподаватели. Я вот, помню, старалась, читала стихи – и наша команда заняла первое место. Хочется, чтобы вернулась эта атмосфера.

Помню, раньше, когда я преподавала, было интересно с ребятами. В Куйбышеве, например, я проводила конкурс Цицеронов. Здесь со студентами первого набора устраивали игровые процессы: брали реальное дело из архива и по нему проводили инсценировку судебного заседания: ребята примеряли на себя роли прокурора, адвоката, провозглашали приговор – всё как полагается. Мама Анны Дмитриевой, работавшая в суде, одалживала нам мантии. А теперь – нет, извините, подготовка не та.

Вот, к примеру, читаю здесь, в университете, лекцию – и вижу: не понимают. Стараюсь еще больше настроиться на аудиторию, объясняю всё подробно, на примерах. Спрашиваю – ни бум-бум. Не понимают – и не хотят. Один раз так, другой – и мне надоело. Я взорвалась. Говорю им: «Я толкаю вам знания в рот, а вы их тут же выплёвываете». Напряженная тишина в аудитории. Все, как говорит одна моя студентка, пришиперились. И вдруг в этой мертвой тишине голос: «Нет, Зинаида Валентиновна, я проглатываю!». С тех пор, когда я начинала возмущаться ленью студентов, моя лаборантка говорила: «Ну что вы возмущаетесь, у вас-то хоть один, но проглатывает». Хоть один – и будьте довольны. Сейчас же большинство учащихся и в школе, и в вузе составляют те, кто пришел для чего угодно, но только не получать знания.

А учиться нужно всю жизнь. Вот я до сих пор учусь. Мне интересно учиться. Мне этот интерес в школе привили. Я вообще безмерно благодарна школе и моей альма-матер – Ленинградскому университету. Я училась в Челябинской области, за десять лет сменила пять школ – везде были прекрасные учителя. Меня так подготовили, что в Ленинградском университете на экзаменах спрашивали, какую ленинградскую школу я окончила. Профессор по географии сказала, что у меня ленинградская подготовка.

Вообще я, приехав в Челябинск, была страшно поражена. Я выросла на Урале. В 16 лет отсюда уехала. И когда вернулась, обнаружила, что люди стали совсем другими. Вот лишь один пример. В Куйбышеве я привыкла поддерживать тесные контакты с практиками, и приехав в Челябинск, решила представиться здешним юристам. Председатель областного суда Фёдор Михайлович Вяткин меня хорошо принял, мы договорились, что станем сотрудничать. А вот прокурор области Геннадий Григорьевич Лихачев спросил, какой вуз я окончила. «Юридический факультет Ленинградского университета» – «Вот бы Свердловский юридический институт». Мне всё сразу стало ясно.

Ничего не поделаешь, «времена не выбирают, в них живут и умирают». Но мне очень некомфортно в нынешней жизни. Но, надеюсь, не всё потеряно. Я всегда старалась привить студентам навыки общения: работа юриста – это работа с людьми, с ними надо уметь говорить, их надо уважать, понимать, надо быть терпеливым. Человек сразу чувствует, как к нему относятся. Рассказывали мне наши ребята, теперь уже выпускники, про случай на практике: сидит на втором этаже дежурный адвокат, пришла к нему старушка с клюкой – еле-еле поднялась по лестнице, отстояла в очереди, задает вопрос, тот ей: «Пятьсот рублей!». Деньги взял – и говорит: «Спуститесь на первый этаж, 25-я комната». У студентов глаза на лбу! Говорят мне: «Зинаида Валентиновна, да что же это такое?!». Было приятно, что ребят это возмутило.

– Вы были в числе авторов Устава Челябинской области…

– Да, тогда, в 1991-м, у нас юристов было – раз, два и обчелся, так что к этой работе привлекали всех – в основном ею занималась я, потом подключились еще некоторые практические работники, в том числе Фёдор Михайлович Вяткин. За основу мы брали примерный устав и уставы других областей. Интернета у нас не было, даже компьютеров не было, собирались в областной администрации, обсуждали, пока не пришли к консенсусу. И была очень хорошая атмосфера совместной работы, благодаря Петру Ивановичу Сумину, который присутствовал на наших обсуждениях.

– Каким вы видите будущее ЮУрГУ?

– Вуз должен развиваться дальше. Я понимаю всю сложность ситуации, понимаю, что вузу нужны деньги, а некоторые профессии сейчас считаются престижными и пользуются повышенным спросом у абитуриентов, – но, тем не менее, надо остановиться, подумать, что оставить, что убрать, чтобы стать настоящим классическим университетом.

Понимаете, мне в Ленинградском университете преподавали ученики тех, кто получил образование в дореволюционной России, так что я хорошо знаю, что такое преемственность традиции. И очень горжусь тем, что на сайте Международной ассоциации содействия правосудию меня, когда поздравляли в прошлом году с юбилеем, назвали представителем ленинградской классической школы. Я этим дорожу больше, чем званием заслуженного юриста России. Понимаете – классический дух! Культура, культура должна быть – и у студентов, и у преподавателя. Культура преподавания, культура обучения. И хочется, чтобы люди не гнались за одной лишь сиюминутной выгодой, а думали о будущем. Разговариваю со своим выпускником Александром, сетую, что никто не занимается теорией, теоретических работ нет. Он мне: «Ну, Зинаида Валентиновна, что вы хотите: сейчас главное – практика и деньги. Кто будет заниматься теорией?». А ведь на самом деле без теории никуда. Кто понимает теоретические основы, тот всегда будет на коне. Потому что, не зная теории, невозможно правильно, в соответствии с духом закона, работать на практике.