Военное детство

– Родился я 1 августа 1933 года в селе Керчево Чердынского района Пермской области, – говорит Владимир Анатольевич. – Отец, Анатолий Вакхович Стихин, был студентом Пермского медицинского института. Во время каникул он работал фельдшером на лесосплаве на реке Каме, и они с мамой жили в домике на плоту. Там я и появился на свет.

После окончания института отец был распределён в Челябинскую область, где работал врачом в нескольких населённых пунктах до выхода на пенсию. Кстати, с отчеством у папы вышла забавная история. Когда деда крестили, поп к выбору имени для новорождённого подошёл с юмором – назвал малыша в честь античного бога виноделия и веселья.

Первые шесть лет мы жили в деревне Есаулка, где отец заведовал больницей со стационаром на 10 коек, мама работала медсестрой. Семья состояла из пяти человек: родители, я, сестра Ирина и бабушка – дальняя родственница мамы.

Нам выделили деревянный дом, состоящий из двух комнат, – пятистенок. В доме стояла русская печь с лежанкой, под потолком были полати, где спали.

Жилось в деревне в то время тяжело, особенно трудно было с отоплением. Зимой печь топили не менее двух раз в сутки. Заготовкой дров занимались всё лето. Привозили из леса брёвна, пилили, кололи и укладывали для сушки в поленницу. Воду для приготовления пищи и в баню носили из колодца на улице. Туалет во дворе, баня в огороде. В доме было электричество – одна лампочка, но его часто отключали, поэтому в основном пользовались керосиновыми лампами и свечами. Летом еду готовили на керосинках. Керогазы появились во время войны.

Сложно было с продуктами: магазин есть, но холодильника в нём нет. Поэтому продавались там в основном консервы, селёдка в бочках и кусковой сахар. С хлебом до войны проблем не было: в колхозе была своя пекарня, многие пекли хлеб сами.

Чтобы обеспечить семьи продуктами, люди создавали подсобные хозяйства. Родители купили корову, кур. В огороде выращивали овощи.

Ассортимент промышленных товаров тоже был небольшим. Частично вопрос решался тем, что люди пряли из шерсти пряжу, вязали кофты, варежки, носки… Детские вещи перешивали из старых родительских, а со временем перелицовывали – меняли местами изнаночную часть с лицевой. Перед войной жизнь с каждым годом становилась лучше: в магазины привозили больше тканей, обуви, одежды, культтоваров. В нашей деревне появились патефоны, взрослые и детские велосипеды, музыкальные инструменты, детские игрушки.

В конце 1940 года семья переехала на станцию Еманжелинка, условия жизни там были такие же, как в Есаулке.

О нападении фашистской Германии на СССР я, как и миллионы соотечественников, услышал по радио – репродуктор был на железнодорожной станции. Помню, собралась толпа. Все волновались. Когда объявили, что началась война, многие, по-моему, не поняли всей серьёзности этого события. Думали, всё продлится несколько месяцев. Ведь незадолго до этого СССР, хоть и не без трудностей, победоносно завершил войну с Финляндией. Никто не знал, насколько силён новый враг, не предполагал, что впереди четыре года ужасов, горя, страданий...

На всю жизнь запомнилось, как с нашей станции отправляли поезда на фронт. В определённые дни на станцию подавался состав из пустых вагонов, строем приходили отряды мобилизованных. Формировались они, наверное, в ближайших населённых пунктах. Сюда же приходили, приезжали их родственники, дети, знакомые. В течение одного-двух часов они прощались. Потом по сигналу паровоза отъезжающие заполняли вагоны, и поезд медленно трогался. А провожающие становились на колени, плакали и крестили уходящий состав, пока он не скрывался из вида.

Нужно понимать: в то время враг продвигался к столице, под пятой оккупантов оказалась значительная часть СССР, гибло много советских людей – и, конечно, женщины провожали на войну своих мужей, сыновей, братьев со смешанными чувствами – надеждой, тревогой, страхом. Эти проводы – а видел я их, наверное, десяток – до сих пор стоят перед глазами.

Мамин брат, мой дядя – Семён Никифорович Хохлов – прошёл всю войну. Отца не призвали: один врач на район, да и возраст – за пятьдесят.

Как в войну питались? Да в основном со своего огорода. Сажали картошку, овощи. На всю жизнь запомнились пирожки из картофельной муки с капустой, которые стряпала мама. Держали корову – тем и спасались. Без огорода и коровы не выжили бы. За коровой нужно ухаживать, запасать корм. Так что с малых лет я помогал родителям. Помню, как с отцом заготавливали сено – сперва его собирали в копны, потом в стог. А когда я был, наверное, в четвёртом классе, отец научил меня косить траву. До этого косу не доверял – всё-таки инструмент острый и опасный.

В войну в сельской местности хлеб по карточкам – 400 граммов в день – был положен только отцу, как работавшему. Мама тогда заболела и работать не могла. Иждивенцы хлеб не получали. Так и жили – одна буханка хлеба на три дня на пятерых.

Когда началась война, мне было восемь – я пошёл в первый класс. Четырёхлетняя начальная школа была в селе, в трёх километрах от станции. Бегали пешком зимой и летом: транспорта-то никакого. Первые два класса не хватало тетрадей и чернил. Писали на чём придётся. У кого были листки плохого качества, пожелтевшие, но чистые – можно сказать, повезло. Вместо чернил – разведённая в воде печная сажа, вместо ручек – перья. Все помнят свою первую учительницу. Моего первого учителя звали Владимир Иванович. У него не было одной руки, поэтому его не призвали в армию. Педагогического образования он тоже не имел. Но к концу учебного года все в классе умели писать, читать, считать.

Война войной, но всё же людям хотелось хоть какой-то отдушины, хоть немного отдыха. В первые годы войны не припоминаю, чтобы встречали Новый год – но вот с 1943-го точно помню, что праздновали и в школе, и дома. На Новый год нам, школьникам, делали маленькие подарки. Запомнил, что там была домашняя выпечка – печенье и хворост – и конфеты-подушечки. Мандарин впервые увидел в 1944 году.

В школе наряжали ёлку, а точнее – сосенку, там леса сосновые, а елей почти нет. Дома тоже наряжали сосенку, благо лес рядом, кто хотел – мог срубить себе одно деревце. Игрушек не было никаких. Из старой бумаги вырезали звёзды, снежинки, фигурки животных и вешали на ёлку.

В 1943 году отца перевели в Митрофановский совхоз. Здесь была школа-десятилетка. Дали квартиру в доме барачного типа. Совхоз помогал сотрудникам продуктами. А детям-школьникам в обед давали булочку.

В 1947-м взялись строить собственный дом – и в 1949-м построили. Там уже была отдельная кухня, две комнаты и сени. Печек тоже две: одна русская – на кухне и частично в комнате, другая круглая, кирпичная, снаружи обшитая железом – во второй комнате. Во дворе баня, туалет, хозяйственные постройки – коровник, овчарня, сарайчики. Летом – с отцом на покос. Осенью, помимо уборки урожая, заготавливали дрова на зиму: пилили, кололи. Держали кур, корову, поросёнка – так что забот хватало. Мама занималась хозяйством, мы ей помогали во всём. Много и тяжело физически работали, уставали страшно – но не унывали: так жили все вокруг.

Возле совхоза работал спиртзавод. Отходы производства – барду – продавали населению. Цену точно не знаю – но в пределах разумного. Это было хорошо для всех: и отходы утилизировались, и был корм для скота.

Об окончании войны мы тоже узнали по радио. Никогда не забуду этот майский день. На здании совхозной конторы был укреплён репродуктор-колокольчик. И вот – помню, уже было светло – люди стали подходить к конторе. Собралось довольно много народу, наверное, человек сто. Кто-то сказал, что скоро объявят об окончании войны. И точно. Спустя какое-то время затрещало радио – и нам объявили, что Великая Отечественная война победоносно завершена. Что тут началось – словами не передать. Радость неописуемая! Люди обнимались, кричали, смеялись, плакали. Долгих четыре года ждали – и вот войне конец! Вечером односельчане собрались у клуба – там выступил кто-то из начальства, ещё раз поздравил всех с Победой. Народ ликовал, кто-то играл на гармони, кто-то пел…

Жизнь, однако, наладилась отнюдь не сразу. Так, карточки отменили только в 1947 году. Тогда же появились в продаже продукты.

Выбор ЧПИ

Жили мы после войны в том же Митрофановском совхозе. Никаких технических секций или кружков в школе не было. Но я живо интересовался математикой, физикой, химией, а в старших классах увлекался радиоделом – и точно знал, что буду поступать в технический вуз. Кстати сказать, наверное, после 1947-го или 1948-го стали продавать радиоприёмники, правда, были они не всем по карману. Поэтому первый приёмник у меня был собственного производства.

Выбирал между несколькими техническими вузами, в том числе рассматривал Уральский политехнический институт. Но в итоге предпочёл ЧПИ, о чём нисколько не жалею.

В 1951 году поступил на механико-технологический факультет Челябинского политехнического института. Хотел на только что открывшийся тогда энергетический – но не прошёл по конкурсу, баллов не хватило совсем немного. Константин Андреевич Еськов, в ту пору возглавлявший кафедру сварки, увидел, что экзамены я сдал хорошо, и посоветовал: раз люблю физику, интересуюсь электричеством, поступать на МТ, на кафедру сварки – эта специальность связана и с электроэнергетикой, и с металлургией. Если не понравится, можно перевестись на другой факультет. Я проучился год и понял, что менять специальность не нужно.

Считаю, что нам повезло с преподавателями: учили нас прекрасные специалисты-практики, замечательные педагоги и видные учёные из Ленинграда, Свердловска, Челябинска, имевшие солидный опыт работы: Пётр Никифорович Берёзкин, Александр Семёнович Рудаков, Иван Романович Пацкевич, Леонид Яковлевич Хрусталёв, Оскар Александрович Бакши…. Все они были грамотными специалистами и очень человечными в отношениях со студентами.

Когда я учился, нынешнего студгородка ещё не существовало. Институт начал строиться, стали возводить здание теплотехнического корпуса. Комитет комсомола ЧПИ принял решение: каждый студент обязан отработать на этой стройке не менее 50 часов. Мы с товарищами в основном рыли котлован для фундамента: механизация труда минимальная, экскаваторов не было. В то время троллейбусный маршрут доходил только до педагогического института. Выходишь из троллейбуса, переходишь по мостику через речку Челябку (сейчас она запрятана в трубы под асфальтом), а дальше – пешком, мимо бараков, до пустыря, где и шла стройка. Когда корпус был готов, вечера, праздники устраивались в аудитории № 103: актового зала не существовало, главный корпус ещё только возводился. Но студентов тогда было мало, и в большую аудиторию вмещались почти все. Когда построили одно крыло главного корпуса, там обосновался инженерно-строительный факультет, нынешний АСИ. Мы видели макет здания: выглядеть оно должно было примерно так же, как сейчас, с башенкой и шпилем. Но тут, как известно, началась борьба с архитектурными излишествами. Понятно, чем она продиктована: нужно было строить как можно больше и дешевле – государство, совсем недавно выстоявшее и победившее в тяжелейшей войне, развивалось, требовались огромные ресурсы на возведение новых жилых массивов, заводов, фабрик… И всё же нам было очень обидно, когда мы узнали, что здание возведут в усечённом виде – семь этажей без башенки. Лишь в начале этого века, когда вуз возглавлял Герман Платонович Вяткин, а затем Александр Леонидович Шестаков, главный корпус ЮУрГУ был реконструирован, приняв тот облик, который и планировался изначально.

Когда я был студентом, возводилось и общежитие № 1, так что последний курс мы жили уже в нём. До этого приезжие ребята селились в основном на улицах Могильниковской и Сталина (нынешней Российской), на съёмных квартирах: снимали комнаты, койки – кто что мог себе позволить. Мы с другом, Виктором Скиндеревым, снимали угол у пожилой супружеской пары. Два первых курса жили в одной комнате с хозяевами, один спал на кровати, другой – на диване. Потом нашли вариант получше – отдельную комнатку, всё же меньше мешали друг другу. Основным зданием, где размещался ЧПИ, была школа № 11 (сейчас лицей № 11), но там у нашего факультета занятия не велись. Лекции и семинары проводились в основном в Монтажном техникуме, во вторую смену, а лабораторные работы шли в разных местах: по физике и электротехнике – в Энергетическом техникуме, по теплотехнике – на ТЭЦ-1. Занятия по физкультуре – в спортзале дворца культуры завода имени Серго Орджоникидзе (ЗСО).

Это сейчас в ЮУрГУ множество столовых и кафе. Тогда же ничего этого не было. Питались где придётся. В школе № 11 был буфет. Ужинали, конечно, дома, готовили сами. В Энерготехникуме была столовая, а ещё – хорошая лабораторная база.

Путь в науке

Ещё во время учёбы в ЧПИ заведующий кафедрой сварки Константин Андреевич Еськов, видя, что я хорошо успеваю в учёбе, привлёк меня к исследовательской работе. Два раза в неделю я ездил на ЧТЗ, где занимался исследованиями в заводской лаборатории. Мне было интересно. Коротко суть работы: я занимался наплавкой бронзы на сталь – необходимо было выбрать, какую именно бронзу наплавлять. Тогда повсеместно внедрялась идея делать для машин и механизмов втулки из стали, а в области трения наплавлять бронзу: она, в отличие от стали, не прочна – зато хорошо работает на трение. Результаты я включил в исследовательскую часть своего дипломного проекта. Это был мой первый опыт серьёзной научной работы.

Окончил ЧПИ с отличием. В то время было распределение: работу не выбирали, на неё направляли. При этом учитывалась успеваемость и то, кто как себя проявил в годы учёбы в институте. Константин Андреевич Еськов предложил мне остаться ассистентом на кафедре, я решил: пойду на производство, поработаю, а если интерес к науке останется, то буду заниматься ею.

Распределили меня на завод имени Серго Орджоникидзе (ЗСО). Работа была мне очень интересна. Завод занимался закрытым производством для армии. В частности, сваркой корпусов танков ИС-3 – один такой стоит на постаменте на Комсомольской площади Челябинска, – так что я знаю все сварные швы этой машины. Готовые корпуса танков передавали на ЧТЗ, где в них устанавливалось всё, что положено. Потом этот танк сняли с производства, а ЗСО переключился на другую военную продукцию, в частности, корпуса ракет. Работа крайне интересная, но вместе с тем очень напряжённая и ответственная – заказы-то оборонные! Занимались новыми тогда способами сварки и материалами – в то время весьма необычными: титановыми сплавами. Титан, как известно, обладает достоинствами стали и алюминия – он лёгкий и прочный. Я себя хорошо зарекомендовал – и через полтора года меня назначили начальником заводской лаборатории сварки. Работа увлекала настолько и в то же время отнимала столько времени и сил, что о предложении преподавать в институте и заниматься наукой пришлось забыть. Хотя с кафедрой связь поддерживал. Трудился я вполне успешно, был на хорошем счету, получал авторские свидетельства на изобретения и рацпредложения, которые внедрялись в производство.

В те годы ректором ЧПИ был Виталий Васильевич Мельников, а проректором по науке – Оскар Александрович Бакши, создатель и руководитель челябинской школы сварщиков-прочнистов. Он-то и позвал меня заниматься наукой. Я думал, что можно совмещать работу на предприятии и написание кандидатской диссертации. Но завод есть завод: производственный процесс, планы, сроки, ответственные заказы. Времени на науку нет, а желание ею заниматься осталось. Так почти через восемь лет я ушёл с завода и поступил в аспирантуру. Я не по книжкам знал все способы сварки – опыт солидный, пригодившийся для занятий научной и преподавательской деятельностью. Но вот вспоминать после такого большого перерыва иностранный язык, чтобы сдать кандидатский минимум, оказалось нелегко.

Что посвятил жизнь науке, нисколько не жалею. Тему взял ту, которой занимался, ещё работая на заводе: исследование плазменных источников нагрева при сварке. В то время в СССР это было новое направление, которое развивал киевский Институт электросварки имени Е.О. Патона. Интересно, что до меня в Советском Союзе защитили только две диссертации, связанные с этой тематикой. Моим научным руководителем был Иван Романович Пацкевич. Но, к сожалению, через год он уехал во Львов заведовать кафедрой. Так что пришлось работать самому, до всего доходить своим умом. Поэтому на работу над кандидатской у меня ушло пять лет. Но сделал! На кафедре сварки меня оставили младшим научным сотрудником, потом перевели в старшие, затем в ассистенты. Прошёл весь путь: преподаватель, старший преподаватель, доцент, а в 1988-м был избран на должность профессора. Трудился до 80 лет – на пенсию ушёл в 2013 году. Конечно, с университетом связь поддерживаю. Кстати, в 2015-м ещё работал в ЮУрГУ ведущим аналитиком.

Был научным руководителем у двух человек, которые успешно защитили кандидатские диссертации. Это Владимир Артемьевич Малаховский и Борис Михайлович Березовский.

Весьма интересной темой научной работы, которой я занимался, была разработка технологий сварки изделий из высоколегированных сталей для ответственных конструкций. Выполнял НИОКР для оборонных предприятий.

Так, совместно с коллегами из Института электросварки имени Е.О. Патона мы разработали флюс для автоматической сварки танковой брони, получили авторское свидетельство на изобретение.

С 1973-го по 1982-й заведовал подготовительным отделением (рабфаком) института. За это время решён ряд вопросов организационного и учебно-методического плана: оборудованы специализированные аудитории, созданы предметные методические секции, организована работа педсовета отделения. Оно стало одним из крупнейших (550 слушателей) и ведущих в Минвузе, участвовало в ВДНХ, на его базе дважды проводились региональные совещания. По заданию ВНИИВШа я подготовил и издал экспресс-информацию об опыте работы рабфака ЧПИ.

С 1984-го по 1995-й был деканом механико-технологического факультета. Работа требовала много сил и времени. Поэтому, к огромному сожалению, докторскую диссертацию не защитил.

1990-е вспоминаю не без некоторого содрогания. Вузу и факультетам было особенно трудно из-за проблем с государственным финансированием. Выручали хоздоговорные работы с предприятиями.

Оглядываясь назад

Студенты всегда студенты. Понятно, что в молодости хочется погулять, повеселиться. Но всё же в советское время к учёбе относились серьёзно, ответственно, причём не только сильные, но и слабые. Мы знали, что будем работать на производстве. Более того, каждый был обязан отработать несколько лет там, куда его распределят. По моему мнению, это хорошо: предприятия обеспечивались кадрами, а выпускники – работой. После распада СССР эту систему отменили. И напрасно. В 1990-е «утечка мозгов» была повсеместной. К счастью, сейчас ситуация понемногу меняется к лучшему, что внушает осторожный оптимизм.

В 1990-е у абитуриентов особенно популярными стали профессии экономиста и юриста, многие ребята, прилежно учившиеся в школе, имевшие большой багаж знаний, устремились именно туда, а на технические специальности, наоборот, пошли троечники. В последние годы мне, можно сказать, повезло преподавать очень сильным студентам, с которыми работать интересно и даже сложно: они учатся прилежно, осознанно, вникают глубоко, хотят дойти до самой сути вопроса, разобраться во всём. Порой приходилось дополнительно изучать специальную литературу, чтобы им всё разъяснить. И таких ребят охотно берут предприятия. Некоторые же студенты пассивны, учатся без должного прилежания, с ленцой.

Есть выпускники, которыми особенно горжусь. За годы, когда преподавал, возглавлял рабфак, потом механико-технологический факультет, подготовлены сотни специалистов, прекрасно зарекомендовавших себя, достигших карьерных высот, добившихся успехов в науке, на производстве. Список столь велик, что в рамках интервью вряд ли можно перечислить всех. Назову лишь некоторых: Вячеслав Федотович Собко возглавлял завод имени Серго Орджоникидзе (ныне «Станкомаш»), где когда-то работал я сам. До главного инженера завода «Трубодеталь» «дорос» Александр Александрович Помазан, пост директора радиозавода «Полёт» занимал Евгений Александрович Никитин. Периодически встречаю своих выпускников – и всегда приятно слышать слова благодарности за то, как хорошо учили.

В свободное время читаю классическую русскую литературу, нравятся Лев Толстой и Чехов. Когда был моложе, был садоводом. Водил машину, а до того – мотоцикл. Но моё главное увлечение – туризм. Помню, как в молодости мы с товарищами ходили в турпоходы, сплавлялись на лодках по рекам. По Чусовой – от верховья вниз по течению до города Чусовой. По Бие (кто не знает – это в Сибири) плыли от Телецкого озера на Алтае до Бийска. Места там сказочно красивые – впечатлений масса, на всю жизнь. На теплоходе плавал по Каме, Волге, Неве. Ходил в пешие походы по Уралу, через Кавказ по Военно-Грузинской и Военно-Сухумской дорогам, был в восемнадцати странах.

Женился я в 1958 году, в 1959-м родился сын Андрей, в 1972-м – дочь Татьяна. С женой Евгенией Петровной прожили вместе 63 года. Наша внучка Елизавета – врач, травматолог-ортопед, окончила медицинский университет имени Пирогова, внук Иван – программист, закончил ЧелГУ, внук Пётр учится.

Пользуясь случаем, хочу сказать: наш вуз всегда был на хорошем счету, одним из ведущих в стране. Желаю ЮУрГУ дальнейшего развития и процветания! Студентам желаю ответственно относиться к учёбе, овладевать знаниями, стать высококлассными специалистами и просто хорошими людьми – воспитанными, образованными, эрудированными, достойными звания выпускника нашего вуза, любить и беречь Россию. Преподавателям желаю хороших студентов, успехов в педагогической и научной деятельности! Всем нашим ветеранам – крепкого здоровья и долголетия! И всем нам – мирного неба над головой!