– О своих родных я мало что знаю, – говорит Эльвира Николаевна. – Из-за сталинских репрессий люди боялись что-либо рассказывать о себе, своих предках. Знаю, что мой дедушка был арестован по ложному доносу в конце 1930-х, домой вернулся с сильно подорванным здоровьем.
Родители мои до войны жили в Ленинграде. Когда началась война, папа, Николай Дмитриевич Воронин, ушёл на фронт. В августе 1941 года мама, Анна Фоминична, урождённая Родионова, поехала на выходной к родным в Кингисеппский район, в деревню Евсеева Гора – и не смогла вернуться обратно: фронт подошёл к Ленинграду, станция была захвачена немцами.
Жители деревни, надеясь на скорое освобождение, прятались в лесу, в землянках. Но война затянулась – и холода вынудили их вернуться в свои дома. Я родилась 7 декабря 1941 года. Крестили меня в школе – церковь была разрушена.
За несколько месяцев оккупанты вывезли в Германию весь скот, но бабушка, Александра Фроловна, спрятала в лесу козу, молоком которой меня вскармливали. Затем всех жителей деревни погнали пешком в Кингисепп, там погрузили в телячьи вагоны и вывезли в Клугу, в Эстонию, в концлагерь. Этот лагерь показывали в одном многосерийном американском фильме о Второй мировой войне. Знаю, что подручными фашистов там были предатели Родины.
Об этом периоде я больше знаю по рассказам бабушки. Всех согнали в одно помещение, спали на полу по очереди – было очень тесно. Но вскоре стало намного просторней: одних убили фашисты, других болезни. Рядом с бараком дымил крематорий. Старики и дети умерли все – я чудом осталась жива. Помогла выжить моя бабушка – она как-то ухитрилась пронести в лагерь горшочек с топлёным маслом, прихваченным из дома. Неподалеку, за колючей проволокой, был лагерь для евреев. Их не кормили – и заставляли рыть огромный котлован: этих узников туда потом сбрасывали живьём и заваливали брёвнами, затем та же участь ожидала следующие группы узников.
Повезло: нас, как принадлежащих к финно-угорским народам, перевели в Финляндию. Переправляли через Финский залив в трюмах пяти кораблей. Четыре из них было потоплено. А нас, уцелевших, выгрузили из трюмов – и поместили в лагерь для интернированных. Отмыли, подкормили, а затем местные жители разобрали нас по семьям для работы на фермах.
Мама стала дояркой – раздаивала 17 первотёлок, дедушка трудился в поле, а бабушка занималась кухней, она хорошо готовила – пекла хлеб, пироги. У хозяев была дочка, чуть постарше меня, пухленькая, беленькая, и её родители, сравнивая нас, дразнили меня, заморыша.
Когда, наконец, были получены документы, вся наша семья перебралась на работы на аэродром. Его бомбили – а немцы в ангар согнали коммунистов. Звуки пикирующих бомбардировщиков и разрывы бомб остались у меня в памяти на много лет, вызывая страх.
Когда между Финляндией и СССР был заключён договор, мама обращалась в советское посольство, добиваясь возвращения на Родину. Она не знала, что в Ленинграде все родственники умерли во время блокады, а муж попал в сталинские лагеря. Встретиться с супругом ей удалось только в 1951 году – но у обоих уже были новые семьи.
На Родину нас вернули в конце ноября 1944-го. Высадили на станции Выползово – и без карточек на хлеб отправили на лесоповал в вологодские леса. Зиму мы питались лепёшками из смеси картофельных очисток с опилками. Бабушка собирала эти очистки в деревне. Иногда удавалось выменять вещи, привезённые из Финляндии, на картошку. Жили в двухэтажном доме барачного типа. К весне у бабушки от истощения началась водянка. Когда на пригорках появился щавель, мы паслись, пытаясь набить желудок. Недалеко был аэродром. Бывало, захаживали к нам лётчики. Так моя мама познакомилась с очень хорошим человеком – моим будущим отчимом, Николаем Алексеевичем Глазыриным. Через год он демобилизовался из авиации после контузии и предложил маме уехать в Свердловск (ныне Екатеринбург). Она согласилась – и сбежала без документов, прихватив меня. Он встретил нас в Свердловске.
Не хотела бы я вернуться в раннее детство, даже предложи мне кто-то такое чудо: слишком нерадостные остались воспоминания. Все тяготы военного времени легли на мамины плечи. Да и после войны жилось нелегко. Мама была грамотной, умела печатать на машинке – и устроилась работать секретарём. В школу я пошла в 1949 году. Мама моей подруги руководила лабораторией в горно-металлургическом техникуме в Свердловске. Как-то раз я побывала в этом техникуме – и, как говорится, загорелась: поэтому поступила именно туда, на специальность «Аналитическая химия». Кстати, знания нам давали очень хорошие. Чертили мы тушью, а не карандашом, изучали горное дело, стеклодувные работы, фотодело – тогда это было довольно сложно, цифровых камер ещё не изобрели. Окончила в 1961-м. Посватался ко мне хороший парень – студент кафедры архитектуры Уральского политехнического института (сейчас Уральский федеральный университет имени Б.Н. Ельцина). Подумала – и приняла его предложение. В 1962-м у нас родилась дочь – впоследствии она пошла по стопам папы: окончила ЧПИ по специальности «Городское строительство». В 1963-м муж получил диплом, распределился в Челябинск – и я уехала с ним.
Поступила в Облпроект копировальщицей. Мужа меж тем направили в командировку на Кубу, на Международный съезд архитекторов. Кстати, мой супруг в своё время был главным архитектором города; кроме того, он один из авторов проекта Челябинского драмтеатра.
А я в 1964-м пришла в Челябинский политехнический институт, где как раз открыли новую лабораторию – химического анализа.
В 1965-м, окончив подготовительные курсы, поступила на дневное отделение металлургического факультета ЧПИ, но потом перевелась на вечернее. Выполняла много интересной аналитической работы, в том числе по хоздоговорной тематике. В то время на Украине, в городе Сумы выпускали электронные микроскопы, которые позволяют выяснить причину брака в отливке. Именно такой нам был нужен, чтобы узнавать, например, какие дефекты есть в образцах, какие включения, из чего они состоят. Как раз создавался межвузовский центр обслуживания научных исследований. В этом центре среди прочих лабораторий была и наша, электронной микроскопии – непосредственно я организовывала и возглавляла её. Научным руководителем был декан металлургического факультета ЧПИ и заведующий кафедрой аналитической химии Анатолий Ильич Строганов, а затем, после распада СССР, Геннадий Георгиевич Михайлов.
С покупкой электронного микроскопа всё было не так просто. Направили меня в командировку. Но с приобретением вышла заминка: что-то напутали при оформлении документов – и этот микроскоп перехватили москвичи. Но, в конце концов, нужный прибор мы всё же приобрели. Привезли его в ЧПИ, установили, настроили. Окончила я курсы электронной микроскопии, и на эти же курсы направила своих сотрудников. Работа закипела. Материалы для анализа привозили отовсюду, в том числе из Москвы и Минска. Были очереди. Впоследствии заказали другой электронный микроскоп, уже с анализатором. С его помощью можно было проанализировать микровключения в образцах отливок. Микроскопы эти работали неплохо, правда, периодически требовали ремонта.
Когда СССР распался, оборвались многие экономические связи по всей стране. Поэтому в 2003 году новый электронный микроскоп закупили уже в Японии – это был подарок губернатора Петра Ивановича Сумина к 60-летию ЮУрГУ. На этом микроскопе было выполнено очень много работ в интересах промышленных предприятий – заказчики приезжали из разных городов.
Сейчас я на пенсии, но вуз, ставший мне родным, не забываю. Нынешним и грядущим поколениям студентов желаю успешно овладеть профессией, быть достойными звания выпускника ЮУрГУ и беречь нашу Родину – Россию!
