Игорь Баев: «Любовь к науке – Божий дар»
Ученый, сын ученого, внук причисленного к лику святых… Игорь Баев – личность масштабная. Как масштабно и генеалогическое древо его семьи. И корни, и ветви достойны отдельных рассказов. Неудивительно, что наш разговор начинается, с воспоминаний о корнях – об отце и деде.
Из досье
Игорь Александрович Баев – доктор экономических наук, профессор, заведующий кафедрой финансовых технологий Высшей школы экономики и управления ЮУрГУ. Член Ученого совета ЮУрГУ, председатель диссертационного совета по специальности «Экономика и управление народным хозяйством», научный руководитель лабораторного комплекса деловых игр и активных методов обучения имени Б.Н.Христенко. Действительный член Академии гуманитарных наук. Награжден медалью ордена «За заслуги перед Отечеством» II степени, знаком отличия «За заслуги перед Челябинской областью». Почетный машиностроитель, заслуженный работник высшей школы РФ. Подготовил 47 кандидатов и 12 докторов экономических наук. Автор более 250 научных трудов, в числе которых пять монографий.
Внук святого
– Моим главным научным вдохновителем был отец, у которого очень непростая судьба. Он из церковной семьи. Мой дедушка был священником. В тот период детей священников не брали в высшие учебные заведения, поэтому в Уральский политехнический институт отец поступил поздно, но защитил диссертацию. Тогда шло формирование Челябинского политехнического института, и группа ученых из Свердловска приехала сюда как бы на подкрепление. В ее составе был и Александр Васильевич Баев.
Несмотря на то, что отец поздно стал на ноги как ученый, я вырос в профессорской семье, круг общения которой – люди большого ученого уровня. Это Самуил Давыдович Левинтов, Иван Семенович Пинчук, работавший в ЧПИ заведующим кафедрой электрификации промышленных предприятий, Виталий Васильевич Мельников, ставший впоследствии ректором нашего вуза…
Со школьной скамьи я находился в окружении людей высокого интеллекта в научном и этическом плане. Это, безусловно, повлияло на мою дальнейшую судьбу.
В моей жизни есть два важных пункта: Южно-Уральский государственный университет и мой дом. Утром иду на работу с удовольствием, а вечером с не меньшим удовольствием иду в свою большую семью. Это не только моя жена, мои дочь и сын, которые окончили ЮУрГУ. Это мои внуки, которых четверо. Двое из них тоже окончили наш университет. Старший внук живет в Америке, в Сиэтле. И Александр, и его жена – тоже наши выпускники. Есть и правнуки.
Я ЮУрГУ-шный семейный человек. Для меня семья и ЮУрГУ – это одно целое. Такова моя система, в которой живу уже многие десятилетия. В общей сложности с вузом меня связывает шестьдесят лет из моих восьмидесяти. Если рассказывать обо всех элементах моей системы под названием «Семья – ЮУрГУ», получится многотомник…
– Дедушка – священник… Ваш папа, очевидно, тоже был верующим человеком?
– Я не могу этого сказать. Он никогда не говорил со мной на эту тему, видимо, оберегая. У моей бабушки по линии отца было девять детей. После кончины дедушки отцу приходилось их всех кормить. Все они были потом за это папе очень благодарны. Самый младший погиб под Сталинградом, прямо из школы ушел на войну. А остальные добились многого. Почти все стали инженерами, есть и кандидаты наук. Дедушка умер или погиб рано – обстоятельства загадочные. Тогда были гонения политического плана.
Отец мне никогда не рассказывал о своей семье. Опасался, что вернутся времена. Однажды перед защитой докторской диссертации я гостил в Киеве у тетки. Вот она-то мне и рассказала про деда: «Хорошо помню, как пришли арестовывать папу… а он умер в этот день… У него было хорошее образование, и бухгалтером работал, и учителем. Семья до революции жила небедно. По окончании Ленинградской семинарии Александро-Невской лавры был направлен на Урал, где ему дали приход».
...Уже позже, из писем родных отца я узнал, что мой дедушка был причислен к лику новоявленных святых, пострадавших от советской власти. Мне стыдно, что так мало знаю о нем…
Самая красивая
– А у вас с православием какие отношения?
– Я плохой верующий. У Бога больше прошу, чем каюсь…
– Но ведь он и даёт. Красавица жена, такой счастливый брак, столько прекрасных потомков! Это ведь явно не без его участия…
– Готов согласиться с вашими словами. Я хочу верить в это.
– Вы ведь венчались с супругой, спустя несколько десятилетий после свадьбы?
– Да, лет восемь назад. И это доказывает, что я верующий. Вот уже 59 лет, как мы женаты официально. Добавьте к этому пять лет учебы в вузе, и два года в школе, где я ее брал измором.
– Это была самая красивая девочка в классе?
– Красивая, да… К слову, мой сын со своей будущей женой тоже в школе познакомился. И внук со своей будущей супругой учился в одной школе.
– Кто-нибудь из ваших потомков выбрал научную стезю?
– Мой сын учился на металлургическом факультете, окончил ЮУрГУ с отличием и стал кандидатом технических наук. Научные руководители говорили, что до докторской диссертации ему – три шага. Печатался за рубежом, ученая жилка была мощная. Но он создал небольшой собственный бизнес, связанный с фотографией и компьютерными технологиями, и завершил научную деятельность. Меня это волновало и расстраивало. И тогда сын задал мне вопрос, который поставил точку в наших спорах: «Папа, ты сможешь прокормить мою семью?..». Я ответил отрицательно.
– Он не жалеет, что когда-то ушёл из науки?
– Знаете, иногда проскальзывает тоска…Но, конечно, креативный ум и талант предпринимателя остаются при нем, что позволяет развивать бизнес.
Подкова для учёного
– Вы ведь получали не экономическое образование?
– Я окончил приборостроительный факультет ЧПИ. Это очень для меня важно и этим горжусь. Экономикой занялся уже в аспирантуре. Тогда стали создавать автоматизированные системы управления, внедряли первые ЭВМ. Но образование, которое я получил на приборостроительном факультете, сыграло громадную роль. Если бы довелось пройти сначала жизненный путь, я бы обязательно окончил этот факультет, где тоже были выдающиеся ученые. Один из них – Георгий Севирович Черноруцкий, которого я считаю своим учителем. Великий ученый! Я опирался и опираюсь на большую поддержку Александра Леонидовича Шестакова, который тоже был его учеником. Сказать фразу «Я сделал себя сам» не могу. Меня сделало мое благополучное окружение, в которое я попал по Божьей воле. Как тут не быть верующим?!
– Всё-таки необычное сочетание: учёный-«технарь», привыкший всё раскладывать по полочкам – и вдруг православие, где по полочкам далеко не всё раскладывается и многое нужно принять на веру…
– Многие ученые верующие. Так что тут удивляться нечему. Расскажу вам историческую притчу. Над дверью лаборатории великого физика, лауреата Нобелевской премии Нильса Бора была прибита подкова. Кто-то из журналистов поинтересовался: «Вы же физик, образованный человек… Неужели верите, что подкова приносит счастье?». «Конечно, не верю! – ответил Бор. – Но ведь подкова об этом не знает…».
– Есть результаты вашей деятельности, которыми гордитесь?
– Во-первых, любой ученый должен быть учителем, особенно если он работает в вузе. Могу сказать, что более чем у сорока кандидатов наук я был научным руководителем и у двенадцати докторов наук – научным консультантом. Этим горжусь. Немногие в нашем университете имеют такие показатели.
– Вы председатель совета по защите диссертаций. Защиты сегодняшнего дня и двадцатилетней давности отличаются? Какие тенденции прослеживаются?
– Защищается очень много кандидатов и докторов наук, в том числе и моих учеников. Хороших защит с достойной научной базой и научными результатами немало. Но сюда примкнуло одно явление, которое постепенно исчезает и, я думаю, со временем исчезнет совсем – стремление чиновников обязательно получить ученую степень. Это вовсе не означает, что среди чиновников нет ученых, достойных называться кандидатом или доктором наук. Яркий пример – один из лучших моих учеников, Андрей Шмидт, который серьезно занимается наукой. Но претендентов, недостойных ученой степени, пытающихся ее получить ради некоего престижа, к сожалению, много. С этим идет борьба.
Четыре ректора
– Поговорим об экономике. Вы её за что полюбили?
– Это был совет отца, он предчувствовал изменения. Я увлекся ею, когда шел поиск путей перехода от командно-административной к либеральной экономике. В это время, кстати, и появилось направление «Автоматизированные системы управления». Сейчас экономика переходит на новые способы обмена информацией, новые цифровые технологии. А тогда это было в очень маленькой степени, и для того чтобы это происходило активнее, нужны были люди с техническим образованием, имеющие правильное понимание системы управления и системы образования. Все это и дал мне приборостроительный факультет.
Я изначально был сориентирован не на централизованные постановления партии и правительства, а на созидание и надежды на то, что экономика станет когда-нибудь рыночной. Так оно и случилось. И я могу сказать, что в этой экономике проявил себя Александр Шестаков. Его мощное техническое образование позволило разобраться во многих экономических вопросах. Как экономист и одновременно как человек меня поддерживающий он вырос на моих глазах. Раньше, вероятно, у него не было возможности, а в последнее время прослеживается тенденция: ректор выделяет настоящих ученых, которых всегда в ЮУрГУ было очень много. Он и возвращается в историю, и ее создает.
Вообще мне повезло. Я фактически работал при четырех ректорах, каждый из которых решал принципиально новые задачи. Первым был Сычев – с достойным военным прошлым, экс-комендант Варшавы, его знали в центре. Тогда нужно было де-юре утвердить Челябинский политехнический институт, и ректор с этой задачей справился. У его последователя Мельникова была качественно новая задача: не только создать вуз, но и завоевать авторитет в командно-административной системе. Он проводил очень много времени в Москве, в министерстве. Институт рос, появлялась наука. По сути, оболочка, созданная Сычевым, наполнялась тем, что создавалось Мельниковым и утверждалось вверху.
При рыночной экономике появилась другая задача, которая звучала очень банально: надо зарабатывать деньги. И Бог нам дает Вяткина, который не побоялся сказать: «Учитесь зарабатывать». «Как зарабатывать? Бюджетный вуз – нам всегда деньги давали и говорили, куда тратить». «Все! Кончилось это время», – поставил точку Герман Платонович.
Ой, как плохо многие восприняли эту фразу! Но благодаря тому, что Вяткин проводил эту линию, вуз не только выжил в непростых условиях, но и вырос. Причем в буквальном смысле слова: на главном корпусе института появился шпиль. А еще появились хорошо зарабатывающие факультеты. К слову, я был деканом факультета экономики и управления ЧПИ 11 лет и уже 26 лет руковожу кафедрой.
Наступил следующий этап – университету надо было выходить на международную орбиту. Задача другого уровня – и появляется Александр Шестаков. Большую роль он играет в создании престижа вуза.
Каждый ректор решал свою принципиально новую задачу и решал успешно.
Строгий или добрый?
– Какой раздел из тех, что вы преподаёте, вызывает у студентов наибольший интерес?
– Я читаю стратегический менеджмент. Рыночная экономика, экономическая теория... И мне самому это доставляет удовольствие. Сейчас моя кафедра, которая очень часто меняла названия, называется «Финансовые технологии». С учетом современных цифровых технологий это очень удачная формулировка. Принципиально важное и нужное направление, которое нравится студентам. У нас есть проблема: нам не хватает бюджетных мест.
– Вы преподаватель строгий или добрый?
– Как вам сказать… Понимаете, у меня свои принципы. Если ты видишь, что человек хочет получить знания, ты должен сделать все, чтобы ему помочь. Я никогда не скажу: «Читай, занимайся – это твои проблемы». Если студент говорит: «Мне непонятно», – не моя обязанность ему объяснять элементарное. Но я буду объяснять ему эти простые вещи на простых примерах. Не люблю халтурщиков. Если ко мне приходит студент и у него в глазах написано: «Поставь тройку – мне больше ничего не надо», буду строгим.
Человеку, желающему учиться, ты должен помочь – это первый принцип. Второй принцип: человеку, не желающему учиться, ты не должен позволить получить диплом. Последнее, к сожалению, не всегда удается.
Для меня большая радость, когда, выходя из аудитории после лекции, я вижу за собой «хвост»: «Игорь Александрович, подождите!.. Я вот не понял…» – это бальзам на мою душу. Если меня просят что-то объяснить, обязательно объясню. Вот и думайте: строгий я или либеральный?..
– Мудрый! А что самое сложное в научных изысканиях?
– Я не знаю… Вообще любовь к науке – это Божий дар. И ученость от Бога. Настоящий ученый по-своему видит мир. Ему нравится познавать, открывать что-то новое. В научных изысканиях большую роль играют сомнения. Вообще сомневающиеся люди приносят большую пользу. Человек малоквалифицированный всегда уверен в себе. Делает ошибки, но их не признает, потому что он малоквалифицированный. В итоге ошибки множатся. А в сомневающемся человеке ученость заложена. Он свои ошибки обнаруживает и признает. Получается, он больше нового привносит. Все проблемы не от незнания, а от ошибочной уверенности в собственном знании.
Экономика должна быть…
– В Советском Союзе был популярный лозунг: «Экономика должна быть экономной!». Вы как к нему относились?
– Вообще-то все относились к этому лозунгу с иронией. И я не исключение. Но можно выручить эту фразу, не говоря плохо о Леониде Ильиче Брежневе. Если слово «экономной» заменить на «эффективной» или «малозатратной», это будет близко к истине. Дело в том, что та экономика, которая сложилась при командно-административной системе, как раз была затратной. Более того, вы не поверите, но выгодно было больше платить предприятиям. Это отражалось на зарплате, но не отражалось на нашем общем богатстве. Мы пришли к талонной системе. Это прекрасный образец военного времени, но талонная система при развитом социализме – это ужасно!
– А как вы относитесь к утопическим идеям?
– Понимаете, утопический социализм был одним из первых этапов развития экономической мысли. Что касается моего отношения… Равнодушен. Есть и есть. Предаваться этим идеям и работать по ним смысла не вижу. После этого появилась трудовая теория стоимости, великая теория, на которую до сих пор опираются многие ученые. А еще меня иногда спрашивают: «Как вы относитесь к коммунистической партии?». В том виде, в каком она сейчас, нормально отношусь. Компартия преследует социальные цели.
– Эффективная экономика достижима?
– Конечно! Это экономика, механизмы которой настроены на повышение эффективности. То есть уменьшение затрат на единицу полезного эффекта.
– А у нас сейчас в стране эффективная экономика?
– Да. Близко к эффективной. Другое дело, что даже эффективная экономика может иметь свои недостатки. Известные страны Ближнего востока, Арабские Эмираты, к примеру, живут за счет нефти. Конечно, там социальные задачи решаются.
Нам за счет нефти жить нельзя, но пока что живем. В этом плане наша экономика не самая лучшая. Но по своей сущности и нацеленности она эффективная. Поэтому эффективность нужно рассматривать не с позиции статики, а с позиции динамики, стимулов. Настроена ли наша экономика на повышение эффективности? Да, настроена. Но сейчас появилась очень важная составляющая – социальный тренд. Эффективной экономика должна быть во имя решения социальных задач.
Стратегическая цель
– Существует альтернатива нефти?
– Ооо!.. Безусловно! Это великий талант российского народа. К примеру, лампочку изобрел русский ученый Яблочков. А какие улицы освещали первые в мире лампочки? Французские. И таких примеров я могу привести очень много. Суда на подводных крыльях бороздят водные просторы… Красота ведь! Но у нас нет патента на них.
У нас есть мысль и таланты, способные создавать продукцию с «высокой добавленной стоимостью» – есть такое выражение в экономике. Вот мы добываем нефть и ее продаем. Для того чтобы ее добыть, нужны затраты нефтяников в первую очередь. А если мы из нефти сделаем хорошее топливо? Появятся новые рабочие места – мы добавили стоимость. Если в результате переработки нефти мы получаем пластмассу, снова добавляется стоимость. Очень важно, чтобы она добавлялась в нашей стране. А у нас, условно говоря, кожу добывают в России, а сапоги шьет итальянец. А покупают эти сапоги русские женщины и платят итальянцу.
Мы способны создавать продукцию с высокой добавленной стоимостью. У нас есть умы. Нельзя допускать утечку мозгов. Для этого надо иметь уважение к науке, растить кадры и создавать условия для их работы. Нет ничего зазорного в том, что выдающийся ученый получает лучшую зарплату и работает на лучшем оборудовании. Так что надо уходить от нефти. Ну, мы, собственно, это и делаем потихоньку.
Будущее, на мой взгляд, за созданием высокотехнологичной продукции с высокой добавленной стоимостью. Пример сегодняшнего дня: мы создали вакцину, которая может спасти общество от пандемии. Это абсолютно новая продукция. Она создана в наших лабораториях нашими мозгами. У нас готовы ее купить, то есть мир готов оплатить работу наших ученых. А если этому ученому скажут: «Приезжай в Америку, у тебя будет лаборатория, коттедж и зарплата…»?
Многие ученые истинно преданы науке. Они живут своей идеей. Им, может быть, не столько зарплата нужна, сколько условия для работы. И эти условия нужно предоставлять.
– А в ЮУрГУ много молодых учёных, которые живут идеей?
– Мне трудно ответить на этот вопрос. Могу сказать, что они есть, даже среди экономистов, среди моих учеников. Вот легкий пример. Кстати, опять связь ЮУрГУ и семьи. На кафедре, которую я пока возглавляю, работает моя внучатая племянница. Внучка моего двоюродного брата по фамилии Баева. Свободный английский, читает китайцев, близка к докторской, прекрасные публикации. Ну вот – ученый.
Среди моих учеников я много могу назвать тех, кто работает ради науки. Конечно, кормить семьи надо, зарабатывать деньги надо, но то, что на первом месте у них идея, – это точно. Я думаю, таких ученых в ЮУрГУ немало. Их имена лучше знает Александр Леонидович. И, что особенно приятно, ректор их ценит и развивает систему стимулирования. Они и больше зарабатывают, и больше имеют возможностей для исследований. Ректор вообще ценит и уважает умных.
– Сегодня в экономике страны много проблем… Какая из них главная, на ваш взгляд?
– Стратегическая цель – сделать российскую экономику передовой по эффективности и в плане реализации социальных задач. То есть речь идет о построении настоящего социализма, такого, к примеру, как в Швеции. Сегодняшняя задача – найти золотую середину, сохранить устойчивость нашей экономики, решая социальные вопросы и сохраняя достигнутый уровень эффективности.
– А в Швеции действительно всё так идеально в плане решения социальных задач? Вообще высокие технологии – хорошо это или плохо?
– Понимаете, решение социальных задач и эффективность экономики – это одна связка, одна система. Это высокие налоги, хороший госбюджет, обеспечение достойных социальных условий. Но высокие налоги невыгодны бизнесу. Могу сказать, что уже всплывала в Швеции проблема высоких технологий. Задались вопросом: «А не перегнули ли мы с высоким социальным обеспечением и с большими налогами?». Я глубоко убежден, что поиск золотой середины – величайшая задача любой экономики.
– Как вы думаете, удастся ли России найти золотую середину и сколько времени на это может потребоваться?
– В том, что удастся, не сомневаюсь. Я не был бы россиянином, ЮУрГУ-шником и семьянином, если бы не верил в светлое будущее России. Что же касается сроков… Я выражаю надежду, что вы до этого времени доживете.