Курьёз первый. Два претендента (одним из них был я) поступали в аспирантуру на одно вакантное место. Конечно, оба волновались, старались… Оба сдали все три экзамена на четверки. Приняли обоих: мудрый заведующий кафедрой (А.Ф. Кармадонов) смог убедить кого-то «наверху». Через 8 лет мы – кандидаты наук – проводили Всесоюзную научно-техническую конференцию по своим направлениям исследований, а наш научный руководитель вскоре заслуженно получил учёное звание профессора.
Курьёз второй. Первое изобретение аспиранта, ещё и единоличное, к тому же закрытое – для танков, притом что автор – корабельный инженер-механик.
Курьёз третий. Все студенты, изучающие механику и сопромат, знают хорошо известную формулу немецкого ученого Г. Герца, впервые решившего задачу контактного взаимодействия тел. Он, конечно, улыбнулся бы, увидев сконструированный и изготовленный аспирантом ЧПИ уникальный прибор для всего комплекса измерений в его опытах: ведь в XIX веке приходилось экспериментировать с грузами и примитивной линейкой – измерительный индикатор и измерительный микроскоп ещё не изобрели.
Курьёз четвёртый. На Магнитогорском металлургическом комбинате главный механик никак не соглашался внедрять нашу разработку – слишком велик был риск: в случае неудачи на главном прокатном стане могла остановиться добрая треть производства. Догадались: предложили ему переговорить по телефону с главным механиком другого комбината. И когда последний заверил, что откажется от наших изделий, дословно, «только под дулом пистолета», нам пошли навстречу.
Курьёз пятый. При установке наших изделий на стан мы не присутствовали – но оставили подробные письменные указания и лично проконсультировали всех прокатчиков. Однако монтаж произвели с грубым нарушением инструкции, и через три дня всё сломалось, стан остановился (урок экспериментаторам – делайте сразу два комплекта опытных изделий). Мы примчались на комбинат, сразу обнаружили нарушение и поставили запасной комплект. Эффект от разработки оказался примерно трёхкратным.
Курьёз шестой. На Соколовско-Сарбайском ГОКе работает более 60 10-кубовых экскаваторов. У всех них мы в очень крупном и тяжело нагруженном узле заменили стальные подшипники пластмассовыми. Инженеры – представители Ижорского завода, – узнав про не согласованное с ними конструктивное изменение их детища, пообещали прислать более простые и надёжные изделия. Однако их капролоновые вкладыши ломались, не выработав и пятой части ресурса. Дело кончилось скандалом. Но ижорцы так и не обратились к нам.
Курьёз седьмой. На 1-м ГПЗ опробовали совершенно необычные для них изготовленные нами пластмассовые роликоподшипники. Акт испытаний должен был служить доказательством прикладного значения диссертационного исследования. Рабочие-испытатели сперва загубили всю партию, неправильно установив изделия на стенды, а после никак не могли установить окончание испытаний – подшипники «не хотели» шуметь даже после отработки срока, и стробоскоп не помогал.
Курьез восьмой. Делал доклад о своих аспирантских исследованиях в Институте механики АН Грузии – и так и не смог убедить коллег, что измерить температуру в центре маленького пластмассового ролика, вращающегося со скоростью 10 тысяч оборотов в минуту можно так просто, хотя показал и схему, и образец. Ну далеки они в академии от настоящих экспериментов!
Курьёз девятый. Целый год готовили эксперимент с крупным (наверное, самым большим в мировой практике – диаметром 650 мм и длиной 1300 мм) металлопластмассовым подшипником для мощной дробилки железной руды. По нашему настоянию, его немного доработали на станке. Но уже снимая со станка, изделие неправильно застропили – оно упало и погнулось. На изготовление нового подшипника ушло полгода; эффект от его внедрения был многократным. Мораль: в эксперименте мелочей не бывает, нужно тщательно контролировать даже самые простые операции.
Курьёз десятый. Обсуждали, а точнее защищали у оппонентов, кафедральный отчёт по НИР, который они уже «забраковали» – подготовили отрицательный отзыв. Никак не мог убедить уважаемых коллег в правомерности нашего определения критерия оптимальности при расчете конструкций. Вернулись на кафедру – докладываю на заседании о конфузе с защитой отчёта. И тут раздается телефонный звонок – просят заведующего или Яшкова. Оказалось, руководитель комиссии признал нашу правоту и отозвал отрицательное заключение. Мне на кафедре тут же предложили выдать модную в те времена медаль «Меня не переспоришь», уже третью по счёту. Нашим оппонентом был видный учёный В.И. Соломин.
Курьёз одиннадцатый. Бывает, в том числе у физиков, что в ходе исследований (как правило, экспериментальных) делаются неожиданные открытия. Важно такие эффекты заметить, и конечно, зафиксировать. В моей практике подобное случалось трижды. Первый раз – когда в опорные узлы 105-тонных вагонов-самосвалов поставили наши пластмассовые подшипники. Как и ожидалось, износ узла практически прекратился. Но кроме того вскоре обнаружилось, что почти перестали изнашиваться колёса тележек вагонов. Конечно, мы быстро разобрались, в чем причина, и оценили очень важный дополнительный эффект.
Второй раз – уже в настоящее время. В песчаном карьере испытывали бульдозер с гусеницами, снабженными металлополимерными шарнирами – полагаю, что впервые в мире. Рабочий ресурс вырос вдвое, как и планировалось. Но вот чего мы никак не предполагали, так это практически полного прекращения износа других деталей гусеничного хода, даже зубьев ведущих колес – звёздочек. Разумеется, в ходе анализа мы выяснили, почему это произошло.
Курьёз двенадцатый. Третье «попутное» открытие мы сделали, будучи ещё аспирантами. При изготовлении крупных пластмассовых подшипников, согласно общепринятой практике, проводилась термообработка отлитых изделий в воде. Но достали из ванны только фрагменты втулок. Налицо было проявление неизвестного эффекта – термохимической дезинтеграции полимерного материала без какого-либо механического воздействия! Причины случившегося мы примерно представляли и с проблемой справились. Подшипники пошли в серию и имели нормальные механические характеристики.
Годы спустя, когда сын преуспел в химии и стал кандидатом наук, мы вместе с профессором-химиком Г.П. Животовской (к сожалению, рано ушедшей из жизни) после трёх лет упорной работы добились в лабораторных условиях подтверждения
полученного эффекта, в какой-то степени выяснили его природу и определили
факторы, на него влияющие.